По возвращении из Сидона Александр увидел, что дамба весьма продвинулась: всего несколько локтей отделяли ее от крепостных стен; но на ее оконечности поминутно происходило что-нибудь страшное. Во время работы солдаты Диада теперь непрерывно обстреливались осажденными; изобретательные в своей жестокости, те метали зажженные стрелы, куски раскаленного докрасна железа; их катапульты выбрасывали кучи песка, предварительно нагретого в больших печах; от этого жгучего песка работавшие задыхались, он набивался им под одежду, они вдруг срывали с себя доспехи, туники и носились, обнаженные и обезумевшие, или бросались в воду, а тирийцы с высоты стен пронзали их стрелами.
Рыболовные сети, железные крюки, гарпуны, спущенные на длинных шестах, захватывали людей на дамбе, и не проходило дня или часа, чтобы македоняне не увидели, как один из их товарищей взвивался таким образом на воздух; он вопил и барахтался; затем его холостили, прежде чем зарезать на стенах Тира, превратившихся в бойню.
Наконец дамба подошла вплотную к острову, и Диад вывел вперед тараны; но даже при том, что с каждой стороны было поставлено сто человек, защищенных навесом из панцирей, тараны оказались бессильны, ибо все время, пока македоняне возводили свое сооружение, тирийцы увеличивали толщину крепостных стен.
Александр поменял тактику: он распорядился поднять башни на самые тяжелые корабли, а те связать по два, погрузить на них тараны и зайти с моря, чтобы пробить брешь с другой стороны, позади царского дворца.
В то время у меня спрашивали совета поминутно, по поводу каждого маневра флота, выбора каждого корабля и в особенности даты последней атаки. Так как все уже устали, то мои ответы нередко подвергали сомнению, мои расчеты прерывали, мои жертвоприношения торопили. Наконец однажды, на собрании военачальников, я рассердился и потребовал доверия к моей науке; я утверждал, что город будет взят до окончания месяца; тут они начали смеяться надо мной, ибо тот день был как раз последним днем месяца и не было никакой возможности начать наступление в оставшиеся часы. Мне пришлось объяснить смысл моего прорицания, которое было правильным, хоть и казалось на первый взгляд ошибкой. В самом деле, мой ответ был основан на расчетах, выполненных по египетскому календарю, который сверяется с возвращением Сириуса; но я забыл сделать обычное вычитание, чтобы привести расчеты в соответствие с греческим календарем, который имеет семь дней разницы с истинным годом. Александр, с которым мы часто говорили об этих вещах, воспользовался случаем, чтобы исправить календарь и заодно показать свое уважение ко мне; он постановил, чтобы месяц, который шел тогда, был удлинен на неделю: так день, близившийся к завершению, оказался не тридцатым, а двадцать третьим числом месяца.
А в конце этой добавленной недели была произведена, как я и предсказывал, общая атака. Александр первым устремился в пролом, открывшийся позади дворца тирского царя; он сражался на стенах, разя мечом, сокрушая щитом; скоро его воины-гетайры и он сам были все в крови убитых. К вечеру Александр взял город, сопротивлявшийся тринадцать лет Навуходоносору.
Из пленников, взятых в тот день, тридцать тысяч были отданы в рабство, а перед тем пять тысяч зарезаны, удавлены или потоплены, и три тысячи распяты на берегу. Тараны, открывшие путь победе, были посвящены Мелькарту-Гераклу и поставлены в храме, куда Александра не пустили совершить жертвоприношение. Грандиозное богослужение было устроено на берегу перед городом; было сожжено столько ладана, что поднимавшиеся от жертвенников облака скрыли на мгновение солнце. В это время по другую сторону дамбы пожар опустошал Тир.
Вся армия промаршировала по берегу и одновременно корабли прошли один за другим по морю мимо трех тысяч поставленных в ряд крестов, на которых хрипели казненные.
Тир погиб; сохранены были только храмы и крепостные сооружения. Но колоссальная дамба, построенная Александром, осталась. Песок, нанесенный течениями и приливами, скапливался на камнях и ливанских кедрах; вскоре над водой поднялась земляная насыпь; изменился рисунок побережья, и то, что от начала времен было островом, стало мысом.
Приблизительно в это время Барсина родила сына: он был назван Гераклом.
XI. Искушение
После падения Тира, которое произвело большое впечатление в мире, Александр получил от царя Персии новые мирные предложения. На этот раз Дарий признавал за Александром титул царя; послание содержало такие строки: