36 
На тридцать девятый день процесса последним из семи свидетелей, дававших показания, оказался Веселин Димитров, до сих пор не являвшийся в суд по причине какого-то непонятного нервного заболевания. Он рассказал, как его отец, заместитель районного партийного секретаря в одной из южных провинций, познакомился с человеком из президентского окружения и попросил его обратить внимание товарища Петканова, который был известен как покровитель искусств, на сына этого заместителя секретаря, преданного коммуниста и ревностного работника Государственного народного театра. Молодой человек испытывал временные трудности в решении своей жилищной проблемы. Через две недели оказалась свободной трехкомнатная квартира в комплексе «Заря», и молодой актер ее получил.
– Скажите прежде всего, почему вы вступили в Коммунистическую партию?
– Вся наша семья была в Партии. Иначе было трудно продвинуться.
– А как вы объясняли своим знакомым, что вдруг получили квартиру?
– Ну, я сказал, что мне повезло. Вдруг подвернулась эта квартира. Такие вещи бывают.
– Ее стоимость была существенно ниже обычной. Вам как-то объяснили это?
– Сказали, что это дотация для актеров.
– А как вы рассчитались за помощь?
– Не понял.
– Что вы сделали в благодарность за получение трехкомнатной квартиры по десятикратно заниженной цене, не ожидая к тому же очереди, которой ждут обычно десять, пятнадцать, а то и двадцать лет?
– Я никому ничего не платил.
– А скажите, вы репетировали и вслед за тем разыграли стихийное мимическое представление в честь шестидесятипятилетия обвиняемого, когда он вышел в день юбилея из своего дворца?
– Да, но это было добровольно.
– Участвовали ли вы в закрытых спектаклях перед Президентом и высшим эшелоном номенклатуры?
– Да, но я всегда делал это по своей охоте.
– Вступали ли вы в контакт с Отделом внутренней безопасности на предмет передачи информации об отдельных лицах из Государственного народного театра?
– Нет.
– Вы уверены в этом? Предупреждаю, сохранились документы.
– Нет.
– Нет или вы не уверены?
– Нет, я не вступал в такие контакты.
– Вас плохо слышно. Не могли бы вы говорить немного погромче?
– Нет, не вступал.
– Благодарю вас. Господин Председатель, я ходатайствую о том, чтобы на основании его собственных заявлений господин Димитров был привлечен к ответственности по обвинению в коррупции, присвоении чужого имущества и даче заведомо ложных показаний.
– Такое ходатайство, как я уже шесть раз разъяснял вам, господин Генеральный прокурор, не имеет отношения к данному делу и потому отклоняется.
( – Боже ты мой! – Атанас выплюнул дым, на этот раз закрыв дымовой завесой лицо Генерального прокурора.
– Хватит, прекратим.
– Да это же просто актеры. Все они актеры. Играют свою гнусную комедию.
– Актеры, квартиры, мотоциклы, расходы на обеды, воротнички, рубашки.
– Стефан, ты как?
– Нет, я хочу смотреть дальше. Будем продолжать.
– Мы должны продолжать. Это наша история.
– Да ведь СКУЧИЩА!
– В истории это часто бывает. А потом она становится интересной.
– Ты настоящий философ, Вера! И настоящий тиран.
– Благодарю. Но когда я превращусь в старую бабку в платочке, а вы в старых дурней, сосущих пиво, и наши внуки придут к нам и скажут: «Бабушка, дедушка, вы жили тогда, когда судили людоеда? Мы понимаем, что вы очень, очень, очень старенькие, но, может быть, вы расскажете нам про это?» – и мы сможем им рассказать.
– О чем, об актерах и мотоциклах?
– И об этом тоже. Но мы еще расскажем им, как он над нами потешался. Он всегда это делал и делает сейчас. Расскажем, почему все это сводилось к актерам и мотоциклам.
– Ты тиранка.
– Тсс! Смотри.
– А это кто? Тоже актер?
– Нет, банкир. Он говорит, что все деньги на счете президента попали туда по ошибке.
– А вот директор фабрики одеял. Он говорит, что они изготовили для президента всего одно шерстяное одеяло.
– Заткнитесь, ребята. Смотрите.)
____________
В эту ночь Петр Солинский, которому не спалось на полу в кабинете, перешел в гостиную и обнаружил на стене только что окантованное свидетельство о реабилитации. Еще одно доказательство того, что дистанция между ним и Марией все увеличивается.
Ее деда Румена Мешкова всегда считали верным коммунистом и деятельным антифашистом. Когда в начале тридцатых годов Железная гвардия развернула кампанию чисток, Мешков и еще несколько партийных руководителей эмигрировали в Москву. Там он продолжал оставаться верным коммунистом и деятельным антифашистом до 1937 года, когда вдруг превратился в троцкистского уклониста, гитлеровского шпиона и контрреволюционера, причем, вполне возможно, – и в того, и в другого, и в третьего сразу. Он исчез. Никто не смел расспрашивать о нем. Упоминаний о Румене Мешкове больше не было на страницах официальной истории его партии, и в течение пятидесяти лет родственники произносили его имя только шепотом.
36 
