28 
В: Много ли они выпили вина?
О: Какое много, сэр! Сразу по приезде спросили чашу пунша, пинту жженки, а на ужин – бутыль лучшей канарской мадеры. И ту не допили.
В: Перейдем к следующему. В котором часу они отбыли?
О: Да уж часу в восьмом, сэр. Мы в тот день так захлопотались, что о них и не думали: дело-то было в самый канун майского праздника.
В: Кто расплатился за постой?
О: Мистер Браун.
В: И щедро заплатил?
О: Изрядно. Грех жаловаться.
В: После чего они отправились по дороге в Бидефорд, так?
О: Так, сэр. По крайности расспросили моего конюшего Эзикиела, какая дорога туда ведет.
В: Больше вы в тот день о них не слышали?
О: Один человек, что ехал к нам на праздник, сказывал, будто повстречал их по дороге. Он смекнул, что они останавливались на ночлег у меня, и все пытал, что их сюда привело.
В: Из чистого любопытства?
О: Да, сэр.
В: И других вестей о них в тот день не приходило?
О: Нет, сэр. Ни словечка. Про Фиалочника мы услыхали только через неделю.
В: Про кого? Кто это такой?
О: Это беднягу Дика так прозвали – настоящего-то его имени никто не знал. Но я по порядку, сэр. Первым делом – про кобылу. Мне сперва и невдогад, что за кобыла такая. На другой день после праздника, ввечеру, приезжает сюда со своим товаром коробейник из Фремингтона по имени Барнекотт. Я его хорошо знаю: он уже много лет по этой части. Приезжает, значит, и рассказывает: попалась ему по пути безнадзорная лошадь. Он ее ловить, а она не дается, ровно как дикая. Долго за ней гоняться ему было недосужно, он и махнул рукой.
В: Какая она была из себя?
О: Старая гнедая кобылка. Ни узды, ни сбруи, ни седла. Барнекотт о ней обмолвился походя – решил, что она сбежала с хозяйского пастбища, в наших краях это дело обыкновенное. В тутошних лошадках играет кровь тех коней, что водятся на вересковой пустоши, а тех поди удержи на одном пастбище: шатуны, что твои цыгане.
В: Это была вьючная лошадь?
О: Не знаю, сэр. Я о ней и думать забыл. Вспомнил, только когда нашли Дика.
В: От кого вы об этом услышали?
О: От одного человека. Он проезжал через Даккумб, глядь – несут изгородь, а на ней тело.
В: Далеко отсюда до Даккумба?
О: Добрых три мили.
В: Где и при каких обстоятельствах обнаружилось тело?
О: Подпасок нашел. В большом лесу – у нас его прозывают Рассельный лес.
Вот что тянется по лощине до самой пустоши. Он растет по склонам, а склоны крутеньки – не лощина, а как есть расселина, – ну, люди туда и не захаживают. Парень мог там и семь лет провисеть, никто бы не увидел. Да, видно, Господь не допустил. В этакой глухомани только хорькам раздолье, а людям там делать нечего.
В: И что же, далеко это от того места, где видели лошадь?
О: Дорога, где кобылку приметили, проходит ниже, сэр. В миле оттуда.
В: А что за россказни о фиалках?
О: Чистая правда, сэр. Об этом и на следствии толковали. Случилось мне беседовать с человеком, который снимал тело и сносил его вниз, – тело потом проткнули деревянным колом и погребли на распутье близ Даккумба. Так этот человек мне сказывал, что у парня изо рта торчал пучок фиалок, с корнями выдернутых. Они, мол, оказались у него во рту в аккурат перед тем, как петле затянуться. И сколько уж времени прошло, а они все были зеленые, точно их и не срывали. Многие почли это за колдовство, но люди поученее рассудили, что фиалки укоренились в сердце и питались телесными соками. По смерти со всяким такое бывает. Я, говорит, сроду не видывал подобных чудес: лицо почернело, а тут такая краса.
В: У вас не возникло подозрений, кто мог быть этот удавленник?
О: Нет, сэр. Ни тогда, ни после, как приехал человек от дознавателя.
Сами посудите: с их отъезда почитай неделя минула. А Даккумб – это уже не наш приход. Да и путешествовали они впятером – откуда мне было догадаться, что это один из них нашел себе такой конец? Это уж потом пошли расспросы, и я наконец смекнул, о ком речь.
В: Что было дальше?
О: А дальше нашелся сундучок с медными углами – близ Рассельного леса и у того места на дороге, где видали кобылку. Вот тогда-то я и прозрел.
Надобно, думаю, известить о своей догадке нашего градоначальника мистера Танкера – он мне приятель. Кликнули мы с мистером Таккером аптекаря мистера Экланда, который малость смыслит в законах и потому у нас в городском совете ходатаем по делам, секретаря совета Дигори Скиннера – этот у нас еще и приставом состоит, – еще кое-кого позвали и поехали вроде как posse comitatus [17], чтобы все самолично разведать и составить о том донесение.
28 
