Последние отзывы

  98  

– Джек, можешь сказать, что порезал губу о скрепку от степлера. Я пыталась разжать скрепку, чтобы разделить несколько листов, а ты вызвался помочь, взял скрепку в рот и порезался.

– А с какой стати мне брать скрепку в рот?

– С такой, что ты еще ребенок, – сказала миссис Оустлер и потрепала Джека по голове, точнее, по своим трусам, которые все еще играли роль шляпы; затем сняла их и зашвырнула в открытый ящик для грязного белья в другом углу ванной. Отлично попала, кстати, – она вообще выглядела как спортсмен, причем именно как юноша-спортсмен.

– Пойду найду тебе футболку, в ней отправишься домой. Скажи маме, что твои рубашку и галстук я отдам в химчистку сама.

– Так и сделаю, – сказал Джек.

Эммина мама вышла в спальню и открыла ящик комода. Джек все смотрел на себя в зеркало над раковиной, на свой обнаженный торс – словно ждал, что сию секунду начнет расти. Вернулась миссис Оустлер с футболкой, черной, как ее трусики, с очень короткими и узкими рукавами, как носят женщины. Эммина мама была очень маленькая, ее футболка оказалась Джеку почти впору.

– Это моя, разумеется, – сказала миссис Оустлер. – Эммина одежда тебе будет очень велика, – добавила она с укоризной.

Кровь наконец перестала идти, но губа распухла; в зеркале Джек хорошо видел шрам. Миссис Оустлер бережно помазала ему губы помадой; тут в ванную вошла Эмма.

– В этой футболке ты вылитая девчонка, – сказала она.

– Наш Джек такой красивый, из него выйдет отличная девочка, верно? – шутливо парировала миссис Оустлер.

Эмма ссутулилась, ее лицо приняло обиженное выражение. Казалось, она поняла маму буквально – мол, Джек-то красавец и девочка из него выйдет отличная, не то что она, Эмма.

– Мы скажем Джековой маме, что он порезал губу о скрепку от степлера, пытался, глупыш, разжать ее зубами.

– Иди в жопу! Я хочу увидеть эту чертову иерихонскую розу! – твердо сказала Эмма. – И я хочу, чтобы Джек тоже смотрел.

Не говоря ни слова, миссис Оустлер расстегнула серебряный пояс и плотно сидящие черные джинсы и закатала заправленную в них кофту. Затем она немного спустила джинсы с бедер, весьма стройных, и Джек увидел, как из черных же трусов растет иерихонская роза (половина скрыта под ними). Миссис Оустлер запустила под резинку большие пальцы, но прежде, чем спустить трусики, сказала:

– Джек, если твоя мама об этом узнает, она очень, очень расстроится. Это еще хуже, чем целоваться с шестнадцатилетней девочкой, понимаешь?

– Вот оно что, – сказал Джек, и миссис Оустлер спустила трусы.

Ну вот и он, цветок этот. Разумеется, на иерихонскую розу Джек даже смотреть не стал – он верил в мастерство мамы и думал, что все ее розы совершенные копии друг друга. Пока Эмма, ахая, разглядывала тот другой цветок внутри татуированной розы, Джек внимательно, тщательно рассмотрел «настоящий» цветок. Да, вот уж улов так улов – целых два настоящих влагалища в один день! Лобковые волосы Эммы торчали во все стороны, словно стремились отразить ее непокладистый характер, не то у миссис Оустлер – все причесано и аккуратно подстрижено. Если раньше Джек немного сомневался в истинности Эмминого вердикта (в ее формулировке, «страсть к женщинам постарше»), то теперь убедился в этом окончательно. Влагалище Эммы не произвело почти никакого впечатления на «малыша», а тут он повел себя… ну совершенно иначе!

– Это отвратительно! – сказала Эмма, имея в виду мамину татуировку.

– Это самая обычная иерихонская роза, таких полно, – не уступал Джек. – Моя мама умеет делать ее лучше всех.

И продолжил глазеть на влагалище миссис Оустлер, а та лишь взъерошила ему волосы и сказала:

– Ну конечно, дитя мое, конечно.

Тут вдруг Эмма возьми и ударь его со всего маху; от неожиданности Джек оступился, упал на пол у ящика с грязным бельем и сразу же приложил палец к губе, проверить, не пошла ли снова кровь.

– Конфетка моя, ты вовсе не на татуировку смотрел.

– Эмма, мальчики – это мальчики, их не переделаешь, – сказала миссис Оустлер. – А ты гляди, будь с ним поласковей. Да и крови на сегодня хватит.

Эмма схватила Джека за футболку матери и рывком поставила его на ноги; в одном из многочисленных зеркал Джек успел заметить, как миссис Оустлер возвращает трусы на прежнее место и натягивает обратно джинсы.

– Ну и что подумал «малыш» по поводу иерихонской розы моей мамы? – угрожающим тоном спросила Эмма.

Миссис Оустлер не поняла, что Эмма имеет в виду пенис Джека. Наверное, решила она, дочь издевается над небольшим ростом мальчика.

  98