ГЛАВА 7

Гарри, затаив дыхание, рассматривал голову. Со всей очевидностью было ясно, что она принадлежала ему, и никому другому. И выглядела она в высшей степени реально. Глаза были закрыты.

— Господи Иисусе, — выдавил он из себя и наклонился, чтоб рассмотреть ее получше.

Размер головы превышал натуральную величину, я видел это. Но тем не менее она выглядела точной копией оригинала.

«Когда Макс сделал это? — задал я себе вопрос. — Должно быть, ночью, когда я спал. Когда все в доме спали».

— Какого же дьявола?.. — пробормотал Гарри и снова отступил на шаг, при этом вздрогнув и пожав плечами.

В этот момент глаза головы медленно раскрылись и уставились на него.

— Б-б-боже, — опешил он.

Но тут довольная ухмылка появилась на его лице, и он обернулся к Максу.

— Какой же ты сукин сын, — в полном восторге выдохнул Гарри. — Ну не хитрущий ли ты сукин сын!

— Тебе она понравилась?

— Понравилась? — Гарри прямо-таки взорвался от восторга и снова скосил на голову глаза. — Только не пойму, как ты эту штуку устроил?

— Лазерная технология, голографическое воспроизведение объекта. Модель прошла через запоминающее устройство, — коротко объяснил Макс.

Новый брошенный искоса взгляд Гарри был адресован Максу.

— А-а, понятно, — кинул он.

Гарри не сводил глаз с головы, и теперь она так же в упор смотрела на него. (Два Гарри Кендала в одной комнате — типичный пример порочной роскоши.)

— Трехмерное кино, так? — последовал вопрос.

Макс подавил улыбку.

— Не совсем. Чуть посложнее, — отозвался он.

Я почувствовал гордость за сына. Он ввел новейшие технологии в древнее искусство магии. Благослови, Господь, его душу.

— Эта модель управляется?.. — вопросительным тоном продолжал Гарри.

Вместо ответа Макс достал из левого кармана смокинга миниатюрный пульт и подбросил его вверх. Гарри просиял.

— Ну что за сукин ты сын! — восхищенно повторил он.

И прикоснулся к стеклянной сфере глобуса.

— Вот об этом самом я и толковал тебе. Это и есть нынешний день на сцене.

— Это точно.

Слова Макса имели совершенно не то значение, которое воспринял Гарри, и в тот же день мы получили подтверждение этому. Но сейчас агент сына просто лучился энтузиазмом.

— Публика обалдеет от восторга, дружище! Вот это дело! Да весь Лас-Вегас…

— Забудь, Гарри, — прервала его излияния голова. — Лас-Вегас отменяется. О нем тебя тут никто не спрашивал.

Гарри и я остолбенели от удивления (я, как вы догадываетесь, особенно). Мы глаз не могли оторвать от говорящей головы. Гарри расхохотался было, но тут же замолк, осмыслив услышанное.

— Не понял, — сказал он, и в голосе его явственно прозвучала нотка раздражения.

Он глянул на голову, будто ожидая, что разговор продолжит именно она.

— В таком случае позволь мне объяснить, — продолжала голова. — Великий Делакорте был звездой сцены на протяжении двух десятков лет, как был до него звездой его отец. Великий Делакорте с честью продолжил традиции искусства и мастерства. Как и его отца, Великого Делакорте почитали коронованные особы всей Европы. А теперь ты предлагаешь ему забавлять отару безмозглых баранов. Толпу олухов, для которых высшим наслаждением является скармливание монеток автомату. И это ты предлагаешь Делакорте, которого весь мир признал Великим, которого уважали, чествовали, которому аплодировал весь мир!

Голос головы теперь звучал гневно, звенел ненавистью.

— Ты что, и вправду считаешь, что Великий Делакорте будет демонстрировать свое искусство в раскрашенном жестяном сарае?

  100