ПРОЛОГ

Он сжался как пружина, от напряжения дрожал каждый мускул. Стиснув зубы и глядя на ангела сквозь щелки прищуренных глаз, он заворчал.

– Ты еще можешь изменить свое решение, – рассудительно произнес ангел, – и подчиниться мне.

Он расправил свои легкие оперенные крылья. На месте лица у него, как всегда, был сияющий овал.

Петр чувствовал во рту привкус крови, но превозмог себя и заговорил так, как и хотел, – отчетливо чеканя каждое слово:

– Я – Петр Алексеевич! Я – русский царь. Ты не можешь мне приказывать.

– Я ангел Господень.

– Ты самозванец. Ты лжец и предатель.

– Я спас тебе жизнь. Я спас твою империю. Я помог тебе удержать в повиновении староверов. Ты представил меня им как ангела.

Петр заметался по каюте, глубоко засунув руки в карманы кафтана. Лицо его, так часто ему неподвластное, судорожно дергалось.

– Чего ты хочешь? – выкрикнул он. – Чего вы, дьявольское отродье, от меня хотите?

– Я прошу у тебя самую малость. Разве я когда-нибудь претендовал на невозможное? Разве я требовал у тебя наград за свою службу?

– Ты просишь не малого, ты просишь все. Сейчас я вижу тебя насквозь.

– Сомневаюсь. Но если ты так хочешь умереть, что ж, хорошо.

Петр вынул из кармана небольшую вещицу кубической формы, с углублением на одной из сторон. Куб издавал звук – высокий и чистый.

Ангел насторожился:

– Что это?

– Подарок одного моего друга. Как оказалось, очень мудрого человека.

Петр положил в углубление шарик размером с дробину, и в ту же секунду пронзительный звук сотряс, казалось, всю Вселенную. У Петра сердце сжалось и затрепетало. И ангел почувствовал нечто подобное и огнем наполнил жилы Петра, и словно ветер ворвался и разметал ангела, каждое перышко растворилось в огне, превратившись в тонкую струйку дыма.

Но со смертью ангела боль не прошла. Волной чудовищной муки она обрушилась Петру на голову и увлекла куда-то вниз, и он вдруг почувствовал себя невесомым, казалось, будто он падает с огромной высоты в бездну.

Красные Мокасины, словно от резкого толчка, проснулся и обнаружил, что уже стоит на ногах. Он еще какое-то мгновение пошатывался, обретая устойчивость и пытаясь понять, где находится, но видение иного мира еще крепко держало его, отчего деревья вокруг, и земля, на которой он стоял, и звезды над головой казались чем-то нереальным.

Он достал трубку и щепотку Древнего Табака, раскурил трубку от тлеющего уголька, выкатившегося из потухшего костра. Теплый, с привкусом мускуса дым, вытекая из ноздрей, возвращал его к жизни. Постепенно мир вокруг обрел форму.

Он – Красные Мокасины, принадлежит к племени чокто, он их вестник войны, он творит для них чудеса, и сейчас он находится на территории натчезов, на холме, возвышающемся у Великого Водного Пути. Вершина холма плоская, размером с индейскую деревню, а вокруг нее – болота и топи, для обитателей подземного мира это выход на поверхность.

За спиной кто-то тихонько кашлянул, он обернулся и увидел Поедателя Кожи.

Поедатель Кожи принадлежал к народу натчезов, потомкам Солнц. Его смуглую кожу покрывали еще более темные татуировки, слегка расплывшиеся: он встретил восьмидесятую зиму своей жизни.

– Я почувствовал, – пробормотал Поедатель Кожи. – Ты знаешь, что это было?

– Нет, – ответил Красные Мокасины. – Но что-то очень значительное, что-то очень сильное. Все дети моей Тени умерли, возвращаясь оттуда.

– Да. Как только с запада начали приходить странные вести, я отправил их туда посмотреть, что там происходит. И они что-то увидели.

– На западе простирается большая земля, – произнес Поедатель Кожи.

– Я знаю. Но это все, что дети моей Тени успели рассказать мне. Если бы я только знал, где на западе… – Красные Мокасины замолчал, задумавшись.

Поедатель Кожи тоже о чем-то задумался, раскуривая свою трубку.

– Таким сильным, как ты, я не был даже в самые лучшие свои годы, – сказал он. – Возможно, ты самый сильный из всех людей, которых я встречал на своем веку. Но мой народ старше твоего народа, и натчезы помнят то, что чокто помнить не могут.

– Я согласен с этим, дедушка.

Они не были родственниками. Красные Мокасины так назвал старика только в знак уважения.

Поедатель Кожи широко раскинул руки:

– Место, где мы сидим, показывает, как устроен мир. Ты видишь это? Под нами и вокруг нас – глубины, из которых берет начало время. Земля вздыбилась, и ее лицо обращено на четыре стороны света. Ровная поверхность вершины являет собой весь срединный мир. Это напоминает рисунки на бумаге, которыми пользуются французы.

  1