86 
Полный набор инструментов для струнного оркестра. От одного взгляда на них меня охватила дрожь. Но я не смогла отличить эту скрипку среди прочих.
Отец вздохнул. Сын выжидал, видимо приученный не плакать, как он мог бы плакать при мне и как плакал сейчас, находясь со мной в невидимом пространстве, из которого мы наблюдали за происходящим. Я услышала его вздох, но затем разыгравшаяся сцена захватила все мое внимание.
– Ты не можешь уехать, сын мой, – сказал отец, – и разъезжать по миру с этим вульгарным человеком Не можешь. И скрипку ты не получишь. У меня сердце разрывается от того, что приходится говорить тебе это. Но ты замечтался, не пройдет и года, как ты будешь молить о прощении.
Стефан едва мог унять дрожь в голосе, глядя на инструмент.
– Отец, пусть мы и спорим, но скрипка все равно принадлежит мне, это я вынес ее из горящей комнаты, я…
– Сын, скрипка продана, как все инструменты Страдивари, а вместе с ними фортепьяно и клавесин, на котором играл Моцарт, – все продано, уверяю тебя.
Стефан был потрясен, я почувствовала это, глядя на него. Призрак в неприметной тьме рядом со мной был слишком опечален, чтобы насмехаться, он только теснее прижался ко мне и дрожал, словно не мог вынести происходящее – это клубящееся облако, которое ему никак не удавалось затолкать обратно в свой магический котел.
– Нет… как это, продано… только не скрипки, только не… та скрипка, которую я… – Он побелел и скривил рот, прямые темные брови грозно сошлись на переносице. – Я тебе не верю. Зачем, зачем ты мне лжешь!
– Прикуси язык, мой любимый сын, – произнес высокий седовласый человек, опираясь рукой о спинку стула. – Я продал то, что должен был продать, чтобы поскорее убраться отсюда и вернуться в наш дом в Петербург. Драгоценности твоей сестры, украшения твоей матери, живопись, Бог знает что еще, лишь бы хоть что-то спасти для всех вас и впоследствии вернуть то, что у нас было. Четыре дня тому назад я продал торговцу Шлизенгеру скрипки. Он заберет их, когда мы уедем. Он проявил любезность и согласился…
– Нет! – закричал Стефан, сжав ладонями виски. – Нет! – проревел он. – Только не мою скрипку. Ты не можешь продать мою скрипку, ты не можешь продать Большого Страда!
Он повернулся и безумным взглядом окинул длинные разрисованные шкафы с инструментами, лежащими на шелковых подушечках; виолончели стояли прислоненными к стульям, живописные полотна собраны у стены, словно приготовленные к переезду.
– А я говорю тебе, что сделка состоялась! – прокричал отец и, повернувшись, нащупал свою серебряную трость, которую поднял правой рукой сначала за набалдашник, а потом перехватил посередине.
Стефан отыскал глазами свою скрипку, кинулся к ней. Я видела это и тогда же подумала: да, забери ее, спаси от этой несправедливости, этой глупой иронии судьбы, скрипка твоя, твоя… Стефан, возьми ее!
И ты сейчас возьми скрипку. В абсолютной тьме он поцеловал меня в щеку и был слишком сломлен, чтобы возражать. Смотри, что произойдет.
– Даже не вздумай ее тронуть, – сказал отец, наступая на сына. – Предупреждаю! – Он взмахнул тростью, занеся ее над головой как дубинку.
– Ты не осмелишься разбить скрипку, только не Страдивари! – воскликнул Стефан.
Отец вспыхнул яростью от этих слов. Видимо, старого князя возмутило само предположение о возможности такого святотатства.
– Ты моя гордость, – сказал он, опустив голову и делая один твердый шаг за другим, – материнский любимец, ученик Бетховена, ты думаешь, я разобью подобный инструмент! Только тронь его, и увидишь, что я сделаю!
Стефан потянулся к скрипке, но тут на его плечи обрушилась трость. Он пошатнулся от удара, согнулся чуть ли не пополам и отступил. И снова последовал удар серебряной трости, на этот раз он пришелся на висок, и из уха хлынула кровь.
– Отец! – вскричал Стефан.
Я пришла в неистовство в нашем невидимом убежище, мне захотелось ударить отца, заставить его остановиться, будь он проклят, не смейте бить Стефана, не смейте, не смейте.
– Скрипка не наша, я тебе сказал, – кричал отец. – Зато ты мой, мой сын, Стефан!
Стефан закрылся рукой, но в воздухе просвистела трость.
Я, должно быть, закричала, но, конечно, мой крик не смог ничему помешать. Трость с такой силой ударила по левой руке Стефана, что он задохнулся и прижал руку к груди, закрыв глаза.
Он не увидел, как трость нацелилась на его правую руку, которой он прикрыл раненую левую. Удар пришелся по пальцам.
86 
