Последние отзывы

  142  

Если он выкинет такую штуку, не растерзают ли его разъяренные приверженцы?

Что-то подлинное, неопровержимо простое, даже не редкое; сюрприз, о котором ты все это время знал. Что-то.

Как если бы в следующую мировую эпоху, хладную и скучную, кто-то нашел кусочек радия, который будет зловеще светиться в темноте, излучать частицы в процессе распада и обладать теми же свойствами, которые приписывали ему люди эпохи Эйнштейна и Ферми.

Да как он мог поставить перед собой эту неразрешимую задачу?

Эти мысли не оставляли его весь душный, предгрозовой день, к вечеру же его ум занимала иная проблема; событие, которого он ждал едва ли не всю свою сознательную жизнь, случилось, когда он присел на ступеньку у парадного входа в дом Феллоуза Крафта, ожидая, пока за ним приедет Роузи Расмуссен. Явилась сила, во власти которой было выполнить три желания Пирса, и он уже не мог думать ни о чем другом.

Если мы верим или делаем вид, что верим, будто мир может быть не таким, как сейчас, меняясь под гнетом наших желаний (возможно, в ту мировую эпоху так считало больше людей, чем сейчас), то немалая часть нашего времени будет посвящена бесцельным размышлениям о том, как бы этот мир изменить. Пирс Моффет никогда не увлекался игрушечными железными дорогами, не тратил силы, воображая, что живет в этом маленьком мире, что садится за руль маленького автомобиля у маленькой станции, заправляет машину, едет по холмам и мостам. У него никогда не было плюшевого мишки, которого он брал бы в воображаемые путешествия, или воображаемого друга и даже собаки, которая бы с ним (в его фантазиях) разговаривала, не потому, что ему не разрешили завести собаку, просто он был к ним совершенно равнодушен.

Но он всегда, всегда воображал исполнение желаний; если это и вправду возможно, то лучше заранее обдумать их — самые правильные, самые жгучие, — чтобы не колеблясь назвать, когда выпадет случай. В те дни, когда он сидел в кентуккийском доме на ступеньках перехода, глядя на поросшие кустарником холмы, не выпуская из рук прядку волос, он вновь и вновь думал об одном и том же: испытывал свое сердце, поверяя бездонной глубиной стремлений то одно желание, то Другое, и запоминал результаты опытов.

Он так до конца и не избавился от этой привычки.

Если желаний будет три — ведь добрые феи обычно предлагают исполнить по меньшей мере три желания, — два из них загадать легко, он давно уже решил, что пожелает проверенных вещей, Денег и Здоровья, и отточил формулировки, чтобы избегнуть гнева или злонамеренности фей. Но с третьим Пирс до сих пор не определился. Чем старше он становился, тем чаще хотел изменить последствия прошлых решений, пройти вспять по дорогам, избранным в неведении: вернуться к перекрестку и выбрать другой путь. Но он прекрасно понимал ужасный смысл подобного желания, если, конечно, ему когда-нибудь представится такая возможность. Поэтому (если не считать полуночных криков души, отчаянных и, слава богу, никем не услышанных) последнее желание так и оставалось не загаданным.

И лишь в тот день, когда он сидел на ступеньках дома Феллоуза Крафта, как некогда на ступеньках в Кентукки, и так же теребил прядку волос, — он познал свое стремление и сплавил его с желанием, как оказалось, вовремя. И когда он загадал желание, истинное последнее желание, ему оставалось только ждать, терпеливо, со слезами на глазах (он целый день чуть не плакал от счастья), ждать прихода Робби.

«Робби, — объяснил Пирс на следующий день серому гроссбуху, купленному весной, сразу по прибытии в Дальние горы, как раз для всевозможных записей, — это мой сын».

Взглянув на короткое предложение, он почувствовал, как к горлу поднимается (уже знакомая) волна нежности.

«Я зачал его той ночью 1965 года, бездумной и безконтрацептивной летней ночью, которую я плохо помню. Потом я эту девушку видел только раз, она улыбалась чему-то, вообще странная такая, если она и знала, то мне не сказала; может, думала, что не от меня, — кто там знает». Он и сейчас видел — вернее, чувствовал запах ночных улиц той округи, в тот год, первый после колледжа. «В общем, на свет появился Робби. Я не знал. Его вырастили бабушка с дедушкой (а мамочка любила странствовать, она уехала куда-то далеко, ну, к морю, никто не знает куда, исчезла бесследно, впрочем, я не удивлен). Она рассказала ему что-то обо мне, и вот Робби меня нашел».

Он стоял на коврике с надписью ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ у двери Пирсова дома — сошел с автобуса не в том городе и прошел остаток пути пешком, стер ноги, но был бесконечно горд собой. В руках — лишь картонный чемоданчик и футляр с флейтой.

  142