очень нудно 
27 
– На Ставросе отличный пляж, – сказал Деметриос. – Ты ведь любишь плавать?
Лиз залилась краской до самых корней волос. Она никогда не жила на побережье. А тратить деньги на бассейны для нее ее родственники не желали…
– Я не умею плавать, – произнесла она еле слышно.
Но спокойный голос отца приободрил ее.
– Это не страшно. Александр научит тебя.
Он сел за столик и принялся собственноручно разливать кофе из маленького серебряного кофейника. А Лиз все стояла и любовалась морем, правда, ее мысли были заняты отнюдь не плаванием. Александр! Она совсем забыла о нем, но он должен быть где-то рядом, в одной из комнат этого огромного дома. Может быть, это именно он наблюдал за ней сегодня утром. Лиз ощутила, что ее щеки запылали при одной только мысли об этом.
– Тебе с сахаром или без? – спросил отец.
Девушка очнулась.
– С сахаром и сливками, – сказала она, опускаясь на легкий плетеный стул.
Лиз ужасно хотелось расспросить Деметриоса об Александре. Но, во-первых, отец может неправильно ее понять, хотя ею движет исключительно любопытство. А во-вторых, это было бы невежливо. Она ничего не знает о собственном отце, и у них найдутся темы для разговора помимо Александра!
– Чем ты бы хотела заняться сегодня? – спросил Деметриос после того, как Лиз в один глоток опустошила чашку изумительного кофе, который он приготовил для нее.
– Н-не знаю, – ответила Лиз, мысленно упрекая себя в несдержанности. Она казалась себе такой невоспитанной, неловкой и неизящной в этом изысканном доме.
– Я бы с удовольствием показал тебе Ставрос, – продолжал отец, колдуя над второй чашкой кофе. – Но, к сожалению, у меня не хватит сил… Тебе придется выбрать другого провожатого…
Лиз могла поклясться, что при этих словах отец как-то странно посмотрел на нее.
– Правда, наверное, он еще спит, – невозмутимо продолжал Деметриос. – Я сегодня его не видел. Но я не сомневаюсь, что он с радостью устроит для тебя экскурсию…
Он сделает все, что ты ему прикажешь, с иронией подумала Лиз. Разве ты не платишь ему деньги?
– Я бы очень хотел, чтобы вы подружились, – мечтательно произнес Деметриос, но осекся, натолкнувшись на изумленный взгляд Лиз. – Хотя, конечно, об этом слишком рано говорить.
Лиз пробормотала что-то неопределенное в ответ. Она не знаток местных обычаев, но интересно, всем грекам свойственно относиться к своим служащим как к членам семьи или же это особенность Константина Деметриоса?
– Но на сегодня у меня есть другое предложение, – проговорил Деметриос. – Прости, что вмешиваюсь не в свое дело, но мне кажется, что тебе надо немного обновить гардероб… Как ты смотришь на то, чтобы слетать сегодня в Париж и немного погулять по магазинам?
Лиз решила, что она ослышалась.
– Слетать куда?
– В Париж. Но я не настаиваю. В Лондоне тоже много отличных магазинов…
– Но ведь это далеко, – осторожно заметила Лиз.
– Да, Афины поближе, – согласился Деметриос. – Но я хочу, чтобы у моей дочери было все самое лучшее… Так мы договорились?
– Но я ничего не знаю в Париже, – выдвинула Лиз следующий аргумент.
– Я дам тебе надежного провожатого, – подмигнул ей Деметриос.
– Но ведь там, наверное, одежда стоит кучу денег! – выпалила девушка. Это был ее последний довод.
Константин Деметриос, прищурясь, разглядывал Лиз. Похоже, что она не притворяется. Неужели она до сих пор не поняла, что он сказочно богат? Ее матери потребовалось для этого всего лишь пять минут. У Лиз было немало возможностей убедиться в том, что ее отец богат, но она ведет себя так, словно не подозревает ни о чем подобном. Что это? Детская наивность или хитрый расчет? Время покажет…
– Я многое могу позволить себе, дитя мое, – негромко заметил Деметриос. – И я хочу, чтобы ты выглядела ослепительно. Через три дня я устраиваю большую вечеринку в честь…
Он запнулся. Пожалуй, пока не стоит сообщать об этом Лиз. Пусть это станет для нее приятным сюрпризом.
– В честь одного важного для меня события, – продолжал он. – Соберутся все мои друзья и знакомые, родственники, коллеги по бизнесу. Человек двести, я думаю.
У Лиз вырвался возглас изумления. Двести человек! Однажды к ним на спектакль пришло огромное количество зрителей, а когда Эйб подсчитал проданные билеты, оказалось, что там пятьдесят два человека. Двести – это почти в четыре раза больше!
27 
