206 
Я был готов обнаружить в зале беспорядок, но открывшееся зрелище меня ошеломило. Из зала испарилась не только вся публика: даже кресел не было и в помине. Мне в голову пришла мысль, что зал снабжен техническими приспособлениями, которые позволяют, потянув за рычаг, убрать сиденья в подполье и таким образом превратить помещение в танцевальную площадку или что-нибудь подобное, но я припомнил, что здание старое и едва ли обладает таким устройством. Оставалось только предположить, что кресла передвижные и их вынесли из зала в целях пожарной безопасности. Так или иначе, передо мной простиралось обширное пустое пространство, погруженное в темноту. Ни одна лампа не горела, но взамен тут и там были удалены большие четырехугольные секции потолка и в образовавшиеся проемы проникали бледные лучи дневного света.
Пронизывая взглядом сумрак, я, как мне показалось, различил в самом конце зала несколько фигур. Они как будто совещались, собравшись кучкой, – быть может, это завершали уборку рабочие сцены; когда один из них отделился от группы, я услышал эхо шагов.
Я стоял на краю сцены и гадал, что делать дальше. Похоже было, что я, сам того не подозревая, чересчур задержался в офисе мисс Штратман (может быть, на целый час), и публика, отчаявшись меня увидеть, разошлась. Однако, если сделать объявление, публику можно было бы за несколько минут вернуть в зал – и даже отсутствие кресел не помешало бы мне продемонстрировать вполне удовлетворительное исполнение. Нужно было выяснить, куда удалились слушатели, и я понял, что прежде всего необходимо найти Хоффмана или его возможного заместителя и обсудить с ним дальнейшие действия.
Я спустился со сцены и отправился в конец зала. Не дойдя до середины, я потерял во мраке направление и повернул немного в сторону, к ближайшему столбу света. В тот же миг передо мной возникла человеческая фигура.
– О, извините, – произнес неизвестный. – Прошу прощения.
Я узнал голос Штефана и отозвался:
– Привет. Хотя бы вы по крайней мере все еще здесь.
– А, мистер Райдер. Простите, я вас не заметил. – Штефан говорил усталым, удрученным тоном.
– Вы могли бы держаться и повеселее – причин для этого более чем достаточно, – сказал я ему. – Играли вы превосходно. Публика была в восторге.
– Да. Да, думаю, прием был неплохой.
– Что ж, поздравляю. Такая награда за упорный труд должна быть приятна.
– Да, наверное.
Мы пошли бок о бок через темноту. Дневной свет с потолка не помогал, а, скорее, наоборот, мешал ориентироваться, однако Штефан двигался уверенно.
– Знаете, мистер Райдер, – сказал он, помедлив, – я очень вам благодарен. Вы меня замечательно ободряли. Но, честно говоря, сегодня я не блеснул. Во всяком случае, по своим собственным стандартам. Конечно, слушатели горячо аплодировали, но это потому, что они не ожидали ничего особенного. Но по-настоящему я сам знаю: мне еще много придется работать. Родители правы.
– Ваши родители? Боже милостивый, да не стоит на них оглядываться.
– Нет-нет, мистер Райдер, вы не понимаете. Видите ли, у них самые высокие стандарты. Сегодняшние слушатели были очень добры, но они не особенно разбираются. Они обнаруживают, что местный молодой человек достиг определенного уровня, и приходят в восторг. Но мне бы хотелось, чтобы меня оценивали высшей меркой. И я знаю, родители хотят того же. Мистер Райдер, я принял решение. Я уезжаю. Мне нужно расти, учиться у кого-нибудь вроде Любеткина или Перуцци. Я понял, что здесь, в этом городе, никогда не достигну желаемого уровня. Смотрите, какой овацией они встретили вполне ординарное исполнение «Стеклянных страстей». Это открыло мне глаза. Прежде я не понимал, но теперь думаю, что меня можно назвать большой рыбой в маленьком пруду. Необходимо ненадолго уехать. Выяснить, на что я действительно способен.
Мы продолжали идти, наши шаги гулко отдавались в зале. Я произнес:
– Возможно, это мудрое решение. Собственно, я уверен, что вы правы. Большой город, амбициозные планы – все это пойдет вам на пользу. Нужно только серьезно подойти к выбору наставника. Если хотите, я об этом подумаю и посмотрю, нельзя ли что-нибудь устроить.
– Мистер Райдер, если вы это сделаете, я буду вам благодарен по гроб жизни. Да, мне нужно узнать, на что я способен. В один прекрасный день я вернусь и покажу им, что такое настоящее исполнение «Стеклянных страстей». – Штефан усмехнулся, но совсем невесело.
– Вы талантливый молодой человек. У вас все впереди. Вам, в самом деле, надо бы держаться веселее.
206 
