Последние отзывы

  74  

– Что именно он сказал?

– Монсеньор, он все время твердит о колдовстве и черной магии. Говорит, что вы наделены сверхъестественными силами. Вспоминает Ла Вуазин, колдунью, поставлявшую разные мази и яды для королевского двора, и громкое дело по обвинению ее в черной магии во времена правления Короля-Солнце.

– Кто сейчас верит в подобную галиматью? – Я изобразил полнейшее замешательство, в то время как в действительности волосы мои буквально встали дыбом.

– Монсеньор, он говорит еще более странные и неприятные вещи. Якобы ваша милость – это он вас так называет – всегда имели доступ к великим тайнам. И без конца говорит о каком-то месте в ваших родных местах – о какой-то поляне ведьм.

– Моя милость?

– Он утверждает, монсеньор, что вы принадлежите к аристократическому роду. – Роже был очень смущен. – Когда человек в таком гневе, в каком был монсеньор де Ленфен, подобного рода вещи кажутся очень важными. Однако он ни с кем, кроме меня, не делится своими подозрениями. Он говорит, что вы поймете, почему он сердится на вас. Ведь вы не захотели поделиться с ним своими открытиями. Да-да, монсеньор, именно открытиями. Он снова и снова вспоминает о Ла Вуазин, о каких-то явлениях, которым нет разумного объяснения. И еще говорит, что знает теперь, почему вы так плакали на поляне ведьм.

У меня не было сил взглянуть в лицо Роже. Какое милое, но при этом совершенно извращенное представление! Однако он попал в самую точку. Это было одновременно и восхитительно и в корне не верно. Но все же Ники по-своему был прав.

– Вы так добры, монсеньор…

– Ах, избавьте меня от комплиментов…

– Но монсеньор де Ленфен рассказывает совершенно фантастические вещи – такие, о которых не следовало бы упоминать даже в наше время. Он говорит, например, что отчетливо видел, как в вас попала пуля, и что вы непременно должны были умереть.

– Пуля пролетела мимо, – сказал я. – Роже, хватит об этом. Сделайте так, чтобы они убрались из Парижа. Абсолютно все.

– Заставить их уехать? Но вы вложили в этот маленький театрик столько денег!

– Ну и что? Кто посмеет меня упрекнуть за это? Отправьте их в Лондон, на Друри-лейн. Дайте Рено достаточно денег, чтобы он мог купить собственный театр в Лондоне. Оттуда они могут поехать в Америку, в Сан-Доминго, в Новый Орлеан, в Нью-Йорк… Сделайте это, месье. Меня совершенно не волнует, сколько это будет стоить. Закройте мой театр и уберите их всех из Парижа.

Я не сомневался, что боль моя тогда пройдет. Я перестану представлять себе, как они окружают меня за кулисами, не буду больше мучиться воспоминаниями о Лелио, о провинциальном юноше, который с удовольствием выносил за актерами мусор и помойные ведра.

Роже выглядел смущенным и испуганным. Каково это – служить богатому психу, который платит тебе втрое больше, чем другие, только за то, чтобы ты навсегда позабыл о здравом смысле?

Мне никогда этого не узнать. Никогда больше я не узнаю, что такое быть человеком!

– Что же касается Никола, – продолжал я, – то вам предстоит убедить его отправиться в Италию. Я подскажу, как это сделать.

– Монсеньор, его трудно уговорить даже сменить одежду!

– Это будет значительно легче. Вам известно, что моя мать очень больна. Так пусть он сопровождает ее в Италию. Это прекрасно во всех отношениях. Он сможет учиться музыке в консерватории Неаполя, а именно туда и едет моя матушка.

– Да… он пишет ей… он ее очень любит.

– Вот именно. Убедите его в том, что без него она не перенесет путешествие. Подготовьте все необходимое. Месье, я приказываю вам исполнить все должным образом. Он должен уехать из Парижа! Даю вам срок до конца недели. Когда я появлюсь здесь в следующий раз, я хочу услышать, что он покинул Париж.

Я понимал, что требую от Роже слишком многого. Однако другого выхода я не видел. Выдумкам Ники о колдовстве никто, конечно же, не поверит. Об этом и волноваться не стоило. Но в том, что Ники постепенно сойдет с ума, если и дальше будет оставаться в Париже, у меня не было абсолютно никаких сомнений.

Ночь за ночью каждую минуту своего бодрствования я боролся с собой, не позволяя себе отправиться на поиски Ники. Слишком рискованной могла оказаться наша последняя встреча.

Я просто ждал, в глубине души отчетливо сознавая, что теряю его навсегда и он никогда не узнает о том, что послужило причиной всего случившегося. Я, который совсем недавно жаловался на бессмысленность нашего существования, теперь гнал Никола без всяких объяснений. Подобная несправедливость с моей стороны будет мучить его до конца жизни.

  74