Последние отзывы

  81  

Впервые после того, как Магнус шагнул в огонь, мне предстояло взглянуть в глаза вампиру, другому подобному мне существу!

Должно быть, я издал какой-то звук, потому что она посмотрела на меня, как если бы что-то услышала. Отныне я не мог называть ее иначе, как Габриэль. «Габриэль…» – произнес я имя, которое никогда не произносил прежде, разве что мысленно. И увидел, что в ответ на губах ее заиграла легкая улыбка.

Взглянув на свое запястье, я обнаружил, что рана затянулась. Но внутри меня бушевала невыносимая жажда. Мои вены как будто разговаривали со мной. Словно свидетельствуя о том, что она тоже голодна, губы ее дрогнули, а на лице появилось странное выражение, смысл которого можно было передать вопросом: «Неужели ты не понимаешь?»

Однако она по-прежнему не произнесла ни слова. В царившей в комнате абсолютной тишине говорили лишь ее прекрасные глаза, в которых светилась безграничная любовь ко мне. Мои глаза в свою очередь отвечали ей тем же. Я ничего не понимал. Неужели она закрыла от меня свой разум? Но когда я мысленно задал ей этот вопрос, у меня сложилось впечатление, что она меня не услышала.

– А теперь… – заговорила она, и голос ее поразил меня до глубины души. Он стал мягче и одновременно глубже. Словно мы вновь вернулись в Оверни, она пела мне песенку, и голос ее отражался гулким эхом от каменных стен. Но это никогда больше не повторится. А она тем временем продолжала: – Иди… и побыстрее покончи с этим… сейчас же! – Для убедительности она кивнула головой, потом подошла ко мне и потянула за руку. – Посмотри на себя в зеркало, – шепотом добавила она.

Но я и без того понимал, в чем дело. Я отдал ей слишком много крови, гораздо больше, чем взял от нее. Я умирал от голода. Ведь, перед тем как пойти к ней, я даже не успел насытиться.

Но я был так поглощен воспоминаниями о падающем за окном снеге, о песнях и стихах, которые слышал когда-то от нее, что не ответил. Взглянув на ее пальцы, касающиеся моей руки, я обнаружил, что наша плоть стала совершенно одинаковой. Вскочив с кресла, я обнял ее и стал ощупывать ее лицо и руки. Дело было сделано, и я все еще жив! Теперь она останется рядом со мной! Она прошла сквозь ужасное испытание одиночеством, и отныне мы будем вместе. Внезапно меня охватило жгучее желание обнять ее как можно крепче и больше никогда не отпускать от себя.

Подхватив ее на руки, я принялся качать ее, а потом мы вместе закружились по комнате.

Голова ее откинулась назад, и я услышал, как она засмеялась – сначала тихо, а потом все громче и громче, пока наконец мне не пришлось зажать ей ладонью рот.

– От звука твоего голоса могут вылететь все стекла, – прошептал я и оглянулся на дверь, за которой остались Роже и Никола.

– Ну и что, пусть вылетят! – ответила она, и в тоне ее не было и намека на шутку.

Я поставил ее на пол. Мы обнимались и обнимались и никак не могли остановиться.

Однако в доме продолжали находиться другие смертные. Доктор и сиделка собирались войти в комнату.

Она оглянулась на дверь. Она тоже слышала их мысли. Но почему же я перестал слышать ее?

Она отстранилась и обвела взглядом комнату. Потом схватила канделябр и подошла с ним к зеркалу, стремясь получше рассмотреть свое отражение.

Я хорошо понимал, что с нею происходит. Ей необходимо было время, чтобы привыкнуть смотреть на все другими, глазами. Однако нам нужно выбраться из дома…

За стеной послышался голос Ники, который требовал, чтобы доктор постучал в дверь комнаты.

Как же нам теперь уйти отсюда, как избавиться от свидетелей?

– Нет, только не этим путем, – сказала она, заметив мой обращенный к двери взгляд.

Она внимательно осмотрела кровать и предметы, лежащие на столике. Потом вытащила из-под подушки драгоценности, положила их в старенький бархатный кошелек, а кошелек прикрепила к поясу так, что он совершенно скрылся в складках широкой юбки.

Все ее движения были исполнены особенного значения. Хоть я и не мог теперь читать ее мысли, я все же был уверен, что это было единственное, что она собиралась взять из этой комнаты. Она навсегда прощалась с остальными вещами – с привезенной из дома одеждой, со старинными серебряными щетками и расческами, с потрепанными книгами, валяющимися на столике возле кровати.

В дверь постучали.

– Почему бы нам не воспользоваться этим выходом? – спросила она, указывая на окно и распахивая створки.

Легкий ветерок всколыхнул золотые шторы. Увидев взметнувшиеся вокруг ее лица волосы и широко открытые глаза, в которых отражались мириады оттенков всех цветов радуги и которые светились поистине трагическим светом, я невольно вздрогнул. Она не боялась никого и ничего.

  81