19 
— Но я ведь жив, — сказал он ей. — Вот же я.
— Но ты так ужасно изувечен, — прошептала богиня, — весь в шрамах. Как же мне простить тебе это, как простить увечья моего милого Перкара? — Она встряхнула головой. — Бери все, что тебе надо, — сказала она наконец. — Если тебе нужно мое прощение, возьми его.
— Ты должна даровать его, мне кажется, — ответил Перкар.
Богиня широко раскинула руки, показывая и вверх, и вниз по течению потока, вытянувшись всем своим нагим телом.
— Здесь все, что у меня есть, — ответила она. — Вся я, все, что есть во мне, — твое. Если ты можешь найти во мне прощение — возьми его; я готова его тебе даровать. Но найти его для тебя я не могу.
Перкар кивнул, не зная, что сказать. Богиня долго задумчиво смотрела на него, прежде чем заговорить снова. Потом с легким вздохом она приблизилась и взяла юношу за руку; они вместе стали смотреть в воду.
— Кое-что найти для тебя я все же могу, — прошептала богиня. — То, что принесло мое течение из верховий.
— Что же это? — спросил Перкар с надеждой.
— Кое-что от соплеменников твоего отца. Смотри: вон там… и там. — Она показала на прозрачные струи, но юноша не заметил в них ничего необычного.
— Что там?
— Кровь, — ответила богиня, крепче сжав его руку. — Там их кровь.
Перкар думал, что теперь уже никакие новости не смогут поразить его; однако, возвращаясь туда, где ждал Нгангата, он чувствовал себя совершенно оледеневшим, и не от холода. Богиня долго говорила с ним, рассказала все, что знала, а потом с мимолетным поцелуем, напомнившим ему о первом уроке страсти — таком далеком! — исчезла. Но даже поцелуй богини потерял всякую важность по сравнению с тем, что она ему рассказала.
— Ну? — нетерпеливо спросил Нгангата, поднимаясь и вскидывая на плечо свой окованный пластинками металла костяной лук.
— Война, — прошептал Перкар. — Мой народ воюет с менгами.
— Твой народ всегда воюет с менгами, — ответил Нгангата, хотя и несколько настороженно.
— Нет. Менги всегда грабили нас, и мы всегда защищались. Но теперь мой народ захватил долину Экасагата и построил дамакуты, чтобы защищать захваченные земли.
— Но почему Братец Конь и его племя ничего не слышали о войне?
— Может быть, и слышали, — ответил Перкар мрачно.
— Я не верю в это, — возразил Нгангата.
— Ну, может быть, до них дошли слухи, но Братец Конь решил, что речь идет об обычном набеге, как всегда. Граница ведь во многих лигах от их земель.
— Верно. И менги — не единый народ. То, что волнует кочевников, живущих на западных равнинах, безразлично живущим на юге.
— Только не во время войны, — отметил Перкар. — Их союз и существует ради взаимной защиты и совместных нападений.
Нгангата печально покачал головой.
— Это значит, что у нас будут неприятности. Когда новости дойдут и сюда, Братцу Коню станет трудно оказывать нам гостеприимство.
— Гостеприимство! — воскликнул Перкар. — Нгангата, мои соплеменники гибнут, и гибнут по моей вине. Ты же знаешь, ты там был. Владыка Леса согласился дать нашему вождю новые земли. Из-за меня он взял обратно свое обещание и теперь уже никогда не отдаст людям те долины. И мой народ, лишившись новых земель на западе, похоже, решил захватить пограничные угодья менгов. Во всем этом моя вина.
Нгангата некоторое время молча смотрел на него.
— Апад и Эрука… — начал он наконец.
— Погибли, — закончил за него Перкар. — Остался только я один, чтобы отвечать за преступление. Да и в любом случае Апад и Эрука не решились бы на такое, если бы не я.
Лицо Нгангаты было мрачным.
— Я знаю, — ответил он Перкару. — И согласен: вина по большей части лежит на тебе. Но если я что-нибудь смыслю в Пираку, ты должен бы думать о том, что теперь предпринять, а не мучить себя упреками снова и снова — и уж подавно не плакаться мне.
Перкар потряс кулаком перед носом Нгангаты.
— И что же я могу предпринять? — заорал он. — Как мне все поправить, воскресить мертвых — может быть, отца в том числе?
Нгангата невозмутимо взглянул на кулак.
— Если ты не собираешься меня ударить, — прорычал он, — то лучше убери руки.
На какой-то ужасный момент, чувствуя свою полную беспомощность, Перкар испытал желание и в самом деле ударить полукровку. Но наконец его руки опустились, кулаки разжались. Он уже открыл рот, чтобы извиниться, но тут его голова резко повернулась сама собой — точнее, по воле Харки.
19 
