очень нудно 
48 
В вестибюле отеля слышны звуки танго. В баре пианист играет «Ее глаза закрылись», и пара танцоров кружится на сцене с виртуозной четкостью, достичь которой в танго под силу только аргентинцам. Он молодой, строен, смугл, одет, как истинный портеньо [13]: узкий пиджак, белоснежный шейный платок, шляпа, лихо сдвинутая на затылок. Танцор все время улыбается, то ли приветливо, то ли хищно, обнажая ровные, белые зубы. Она, хрупкая, скорее интересная, чем красивая, скользит по паркету, ведомая этой улыбкой, в легком платье с разрезом до самого бедра.
Я сажусь за столик и прошу принести джин с тоником. Рядом двое туристов-янки, по виду — из Арканзаса. Оба в восторге от того, что им довелось обнаружить подлинный аргентинский колорит. Здесь же постояльцы отеля и несколько пожилых пар, судя по всему — аргентинцев. Одна из таких пар расположилась рядом со мной. Он лет семидесяти, в элегантном костюме и при галстуке. Она в простом черном платье, очень стройная для своих пятидесяти с лишним. Мелодия затихает, и тут же начинается другая, «Цена головы». Танцор выпускает руку своей партнерши. Они с двух сторон подходят к моим соседям и приглашают их на сцену. Мужчина, изящный и строгий, бережно ведет танцовщицу. Видно, что в свое время он пережил немало любовных приключений. Но я не могу отвести взгляд от его спутницы. Танцор сбросил шляпу с непокрытой головой, все так же улыбаясь, ведет ее в танцы. Их движения на удивления слаженны. Эта пара танцует вместе впервые в жизни, но женщине в черном таинственным образом удается следовать за музыкой и партнером. Она кружится в объятиях танцора, склоняется из стороны в сторону с неизменным достоинством и грацией. Партнер ведет ее учтиво и осторожно. Когда-то эта дама была настоящей красавицей, она и сейчас необыкновенно хороша собой. Ее привлекательность кроется в манере двигаться, выразительной и женственной, в каждом плавном, уверенном, волнующем движении. Ее танец — вызов без тени вульгарности, красота, которой не нужно кричать, чтобы заявить о себе. Я настоящая сеньора, говорит она в каждом движении. И настоящая женщина.
Едва смолкает музыка, раздаются аплодисменты. Мужчина вежливо благодарит партнершу и достает сигарету. Черноволосый танцор с дерзкой улыбкой отводит даму за столик и, склонившись, целует ее руку. Сеньора молча улыбается, не глядя ни на кого из нас. А мы не силах отвести от нее взгляд. Любой из нас продал бы душу за то, чтобы в свои пятьдесят с лишним танцевать танго с таким мастерством и достоинством. Храня древнее и мудрое молчание, тайну вечной женственности. Тайну, которую мужчины никогда не смогут разгадать.
НЕГРЫ, МАВРЫ, ЦЫГАНЕ И РАБЫ
Только, пожалуйста, ни слова. Я и сам прекрасно знаю, что политически корректно говорить «темнокожие африканцы», «жители Магриба», «представители романского этноса» и «рабочие-иммигранты», чтобы не оскорбить ничьих чувств. Однако подобные термины прочно застревают у меня в горле, а потому я, с вашего позволения, буду говорить, как мне вздумается. Я хочу рассказать о письме одного читателя.
Земля в про́клятой богом местности, где проживает мой друг (надеюсь, действительно, богом — тогда есть с кого спросить), — совершенно сухая. Кто, находясь в здравом уме, станет работать в поле под немилосердным солнцем, в сорокаградусную жару? И все же в последние годы в этой местности появляется все больше теплиц с помидорами и так называемыми ранними фруктами. Для работы в них нанимают самых бедных — настоящих парий. Остальные говорят: «Подавись своей зеленью, а помидоры пусть твоя мать окучивает!» Но с другого берега или, точнее, из другой разновидности земного ада это место выглядит иначе. Тысячи несчастных смотрят телевизор и повторяют: «Я тоже хочу белый домик, белую машину и белые сны. Ну хотя бы горячую еду каждый день. Хотя бы холодную, хоть какую-нибудь еду». И каждый год, едва взойдет майская луна, тысячи людей отправляются в путь по морю. Тех, кто не утонул по дороге, уже поджидают всевозможные работодатели, чтобы согнать в бараки и выжать все соки. Быстро, легко, а главное — дешево. Это называется иностранная рабочая сила. Их мучители твердят о солидарности, рассказывают, как сильно они ценят и любят этих славных ребят. А когда славные ребята требуют справедливости или начинают бастовать, чтобы к их жалкой зарплате прибавили хотя бы пару дуро, им быстро затыкают рот. Места изгнанных бунтарей недолго остаются свободными.
48 
