4 
В то утро солнце сияло золотом, отражаясь в сводчатых окнах колледжа Магдалины, и я чувствовал себя на седьмом небе. Спеша через мост, я начал тихо напевать, как вдруг мое внимание привлек шум. Я остановился.
Иногда я размышляю: что, если бы я не обратил внимания на этот звук, если бы прошел по мосту, не оглянувшись? Но куда там! Она слишком хорошо все рассчитала. Понимаете, я отчетливо слышал, как что-то падает в реку – точно, не ошибешься.
Была весна, вода в реке стояла высоко. В сотне ярдов бурлил водослив, упадешь туда – мигом затянет в шлюз. Поэтому плавать на лодках с той стороны от моста запрещалось, хотя глупец, способный на такое, вряд ли нашелся бы. Я застыл, отыскивая взглядом бревно, разбитую лодку или другой плавучий мусор, ставший источником звука. И тут увидел ее – бледное лицо, провалы глаз, вздувшееся вокруг тела светлое платье; все черты смазаны, размыты, будто она уже была призраком.
Я окликнул ее и увидел, как качнулась в потоке воды голова, словно усталый ребенок приник к подушке. Ни отзыва, ни взмаха руки, ничего. Я даже подумал, что она мне чудится, настолько нереально все выглядело. Но тут же осознал, что это не совпадение, не видение, а несчастная женщина, которую от ужасной смерти отделяет лишь полминуты, и я один могу ее спасти. Я побежал – она знала, что побегу! – на ходу избавляясь от пальто, пиджака и ботинок, а очки свалились сами. Я задыхался и кричал: «Остановитесь! Эй! Мисс! Сударыня!» – и не отводил от нее взгляда. Я спрыгнул с набережной в нескольких футах ниже по течению и сразу окоченел от холода. Река неторопливо несла девушку ко мне. Мои босые ноги коснулись придонного ила – по крайней мере, место было не самое глубокое. Вскоре я дотянулся до нее, ухватился за платье и сжал пальцы, как тиски. Тонкая ткань порвалась, но я уже крепко держал девушку, почти потерявшую сознание, и отчаянно пытался выбраться на берег. Не знаю, долго ли это длилось и как мне удалось справиться – я никогда не был человеком действия, но в те дни мне помогали молодость и невежество, так что кое-как, цепляясь за неровную кирпичную облицовку набережной, я сумел вытянуть нас обоих в спокойную воду. Сначала я вытолкнул из реки ее, потом вскарабкался сам и какое-то время лежал, дыша тяжело и прерывисто, из носа шла кровь. Женщина замерла в той же позе, как я ее оставил, голова запрокинута, руки разбросаны, но веки подрагивали и дыхание было ровным. «Она же замерзла!» – спохватился я, принес пальто, которое валялось первым в ряду моих брошенных на берегу вещей, и кое-как натянул ей на плечи – теперь, когда опасность миновала, я боялся коснуться ее, словно она могла рассердиться за фамильярность.
Меня поразила ее красота.
В то время в Кембридже хватало красивых женщин. Их можно было встретить в театре, на приеме, на балу, они гуляли рука об руку со своими кавалерами в парках или катались на лодках по реке. Но эта девушка с первого взгляда показалась мне гостьей из иного столетия. Она была изящна и полупрозрачна, как тончайший фарфор, трагически бледна и нежна. Высокие скулы, полные губы, детские черты лица. Я предположил, что волосы у нее окажутся рыжими, когда высохнут. Но ее красота заключалась не в этом. Она была искрящейся, сияющей, надменной, словно уродство существовало лишь для того, чтобы оттенять ее. Такие женщины и в лохмотьях становятся только милее; наверное, король Кофетуа[2] думал о том же, когда глядел на нищенку.
Женщина открыла глаза – серые, почти лиловые. Пустота в них при взгляде на меня сменилась исступлением, поразившим мое сердце.
Она прошептала:
– Я не умерла?
– Нет, вы не умерли, – бездумно ответил я. – Все будет хорошо.
Разумеется, тогда я еще ничего не знал. Я сказал это, просто чтобы ее успокоить. Но хорошего больше не было – ни в тот день, ни потом.
Два
Полосатая кошка запрыгнула на колени к Элис, словно напоминая, что та уже полчаса сидит в кресле и ничего не делает; пора бы потрудиться. Вздохнув, Элис поцеловала Кэт в мохнатую мордочку и опустила на пол.
Кошка мяукнула и перекатилась на спину, полосуя когтями воздух. Элис усмехнулась и перевела взгляд на свой набросок: спящая кошка, тело и лапы очерчены уверенными карандашными штрихами, детали наполовину прорисованы коричневой тушью.
Неплохо, подумала она, особенно если учесть, что Кэт и минуты не сидит на месте. Но это все равно не серьезная работа. Уже полгода Элис не рисовала ничего стоящего; надо снова браться за дело. После прошлогодней успешной выставки в галерее Кеттлс-Ярд с ней заключили выгодный контракт на создание иллюстраций для серии детских сказок, но вдохновение давно иссякло, и в этом году выставлять почти нечего. Ну, так уж сложилось. Картины – хорошие, разумеется, – требуют времени и размышлений, а идеи или есть, или их нет. Не стоит об этом сейчас беспокоиться, беспокойство тут не поможет.
4 
