с удовольствием перечитала 
94 
Черный ветер усилился, ледяная музыка тихо зазвучала в пустой галерее, словно мертвый менестрель с лютней, сделанной из костей и волос, запел песню ненависти под черной луной. Я понял, что Розмари там, прежде чем увидел ее, ощутил ее дыхание у своего уха, обернулся – и посмотрел ей в лицо.
Боже, это лицо!
Восторг…
Тик-так…
Джо теряет равновесие и опирается ладонью о стену, чтобы не упасть. К нему постепенно возвращается ночное зрение. Он ждет, пока земля перестанет уходить из-под ног, и пытается рассуждать логически. Снова и снова в памяти звучат слова Джавы.
«Я перерезал старому дураку глотку».
Дверь охраняет оборванный мальчишка, похожий на тощего гнома-стражника. Рассеянный тусклый свет озаряет его бледное лицо. Волосы Джинни сияют в сумраке. Она смотрит во тьму, и ее глаза – как два провала.
Джинни кажется бесплотной, ее прозрачная фигурка соткана из дыма. Джо гладит ее руку, но девушка не отзывается. Он смутно понимает: где бы она ни была, она не здесь.
– Джинни!
Он чуть не плачет. Она замерла, погруженная в себя. Огромным усилием Джо заставляет свое застывшее тело двигаться. Темнота давит на него, как камень. Ужас толкает его вперед, когда он переступает порог и чувствует на шее холодное дыхание маленького оборванца. Но мальчишке велели стеречь дверь, и он повинуется, несмотря на голодный оскал и недовольное бормотание. На кухне темно, Джо почти ничего не видит, пробираясь к груде одеял под окном. Пахнет пылью, застарелой грязью и болезнью – страшной болезнью. Так же пахло в больнице, где умер дедушка, так же пахла старуха с шариками на ярмарке много лет назад. Джо душит страх, затаившийся внутри с детских времен. Он борется с этим страхом, от которого перехватывает горло. Сон – или воспоминание о сне – возвращается так ясно, что на мгновение Джо забывает, кто он и где находится.
Тик-так…
Тик…
Дверь открывается, и Элис поднимает пистолет, помедлив лишь на секунду – вдруг это Джо. В комнату льется свет, целая радуга: розовый, голубой, желтый, зеленый. В ноздри ударяет пряный запах: похоже на арахис, печеные яблоки и сахарную вату. На секунду Элис забывает, где находится, и едва помнит, кто она такая. Смотрит на себя и видит (грязные джинсы порваны на коленях, линии на ладонях окрашены кровью, трикотажная рубашка измазана копотью, пистолет ходит ходуном в трясущейся руке) пряди темных волос, спадающие на плечи, чистую индийскую юбку. Элис совсем теряет ориентацию и хмурится, пытается что-то вспомнить… На ее плечо ложится рука. Ласковый голос говорит:
– Пошли, Элис. Все в порядке, ты просто на минутку отключилась.
– Джо?
Он усмехается, отводя длинные волосы с глаз.
– А кто ж еще. С тобой все в порядке? Тебе тут предсказывали судьбу, и ты потеряла сознание или вроде того. Жарко, наверное. Пойдем, я куплю тебе мороженое.
Элис нахмурилась.
– Мне предсказывали судьбу?
– Да. Ты что, не помнишь?
Она покачала головой.
– Через минуту-другую все пройдет! – говорит цыганка и улыбается.
Она кажется странно юной в неоновом свете. Отблески ярмарочных огней играют на ее рыжих волосах.
Странно, что она рыжая, рассеянно думает Элис. Я-то считала, что все цыгане темноволосые. На левой скуле у цыганки татуировка в виде птицы, пугающе реалистическая.
– Ну как ты? – заботливо спрашивает Джо. – Может, хочешь домой?
Элис качает головой, пытается сосредоточиться, выдавить улыбку.
– Нет, все в порядке, – говорит она.
Потом смотрит на Джо и удивляется: зачем в этот влажный и жаркий летний вечер он надел пальто?
Тик-так…
Тернер неловко ворочается под грязным одеялом, ощущая во рту металлический привкус крови. Сны сползают с него, как кожа со змеи.
Ему снилось, как сменяют друг друга ночные создания, потом он чуть не дотянулся до руки Джо, но тот растворился в сияющем эфире. Тернер слабо улыбается запекшимися, покрытыми кровавой коркой губами и снова теряет сознание.
Тик-так…
Тик…
Я уже говорил: Розмари всех нас сделала детьми. Мы бессильны перед ее могуществом, как младенцы. Она упивается нашими ребяческими кошмарами – питается ими. Она ведьма из пряничного домика, великанша, злая королева, голодный волк, чудовище, таящееся в подземелье или в сердце. Это ее защита и единственная радость – превращать нас в детей, скованных детскими страхами и детской верой.
Глядя на нее, небесную подругу, сущность всех снов, сказок, легенд и ужасов, я чувствую восторг, который не могу проанализировать и осмыслить. Я умаляюсь и возвышаюсь. Она смеется, раскручивая волчок, но я сознаю, что наконец готов сразиться с ней. Бегу вдоль нарисованной небесной линии, по идеальному кругу, вращающемуся для меня. Вокруг нарисованные деревья и дома с окнами, нарисованными на красных глухих фасадах. Нарисованные рельсы гудят, приближается шум поезда, подобный реву голодного дракона из-под нарисованной земли. Я слышу этот гул – апофеоз всех чудовищ, – когда Розмари устремляется ко мне. И вдруг она понимает: у нас есть сила, способная ее побороть. Мы дети, мы веруем и своей верой можем ее уничтожить. Детская вера истинна, в ней нет ущербности религиозных догматов, этих темных сказок для взрослых. Детская вера – волшебство и радость. Возьми меня за руки и скажи заклинание…
94 
