320 
Джон Д вставил в рамочку фотографию Вайнода и держал ее на столе в цюрихской квартире. Фото не относилось ко временам таксомоторного бизнеса, когда бывший Инспектор Дхар знал его лучше всего. Оно было из старых цирковых дней, и этот Вайнод в своем клоунском костюме особенно нравился Джону. Мешковатые штаны с разноцветными кругами настолько ему коротки, что кажется, будто Вайнсл стоит на коленях. Он в облегающей тенниске, подчеркивающей его мускулатуру. На тенниске нанесены спирально расходящиеся полоски, похожие на те, что нарисованы на шесте, воткнутом рядом с парикмахерской. Клоун ухмыляется в объектив фотоаппарата широченной улыбкой намалеванного на его лице рта. Кончики его достигают уголков сияющих глаз карлика. Прямо за Вайнодом, повернувшись в профиль к фотографу, стоит бегемот с открытым ртом. И видно, что даже возвышающийся в полный рост карлик без труда уместится во рту зевающего гиппопотама Нижние его зубы, странно выпяченные вперед, находятся совсем рядом с Вайнодом, зубы такие же длинные, как руки карлика. Во время съемки маленький клоун должен был чувствовать жар изо рта гиппопотама, пахнущий гнилыми овощами. Вайнод вспоминал, что комил животное салатом, а бегемот заглатывал салат целиком.
— Как виноградинки, — сказал тогда карлик.
Даже Дипа не полшила, как давно цирк «Большой Голубой Нил» держал гиппопотама, поскольку к тому времени, когда будущая жена Вайнода поступила в цирк, бегемот уже умер. Джон Д напечатал на обороте фотографии Вайнода эпитафию. Совершенно естественно, что сочинил он ее в память о запретном для карлика лифте, которым Вайноду не разрешалось пользоваться. Надпись на фотографии гласила: «В настоящее время находится в сопровождении детей».
Ушедший на покой сценарист признал эпитафию неплохой. У Фарука собралась настоящая коллекция фотографий, которые карлик дарил ему в течение многих лет. Когда доктор захотел выразить свои соболезнования Дипе, он решил положить в конверт ту фотографию, которая, по его мнению, понравится и вдове, и сыну Вайнода. Это оказалась нелегкая задача — доктору было трудно остановиться на одном его снимке. Разумеется, еще больше образов сохраняла его память.
Пока Фарук пытался найти самую хорошую фотографию Вайнода, чтобы отослать ее Дипе, жена карлика сама ему написала. Почтовая карточка от нее пришла из Ахмадабада, поскольку в этом городе выступал тогда «Большой Королевский цирк». Дипа хотела, чтобы доктор знал: она и Шивайи чувствуют себя хорошо. «Падаем пока что в сетку», — написала жена карлика.
Эти слова помогли Фаруку отыскать нужную фотографию Вайнода, находившегося в палате карликов в госпитале для детей-калек. Он поправлялся после операции, сделанной из-за слона и номера с качелями. На этом снимке Вайнод улыбался своей обычной, неклоунской улыбкой. В похожей на трезубец руке с толстыми пальцами он держит листок бумаги, где перечислены его таланты, в том числе умение водить автомобиль. В этой руке карлик держит все свое будущее. Доктор Дарувалла смутно помнил, что именно он сфотографировал тогда Вайнода.
В соответствии с обстоятельствами Фарук почувствовал необходимость сделать какую-нибудь надпись на обороте снимка. Дипе незачем напоминать, по какому случаю сделано фото, поскольку в это же время она лежала в своей палате, выздоравливая после операции, которую доктор проделал на ее бедре. Вдохновившись эпитафией Джона Д, доктор продолжил тему о запретном лифте.
«Наконец получил разрешение пользоваться лифтом», — написал бывший сценарист. Хотя Вайнод и упал «мимо сетки», карлик наконец мог больше не обращать внимания на правила, установленные комитетом жильцов.
Не карлики
Как однажды вспомнят Фарука Даруваллу? Разумеется, как хорошего доктора, хорошего мужа, хорошего отца, хорошего мужчину. Хороший во всех отношениях, он, однако, никогда не станет хорошим писателем. Когда Фарук прогуливался по Блур-стрит или садился в такси на Авеню-роуд, почти никто из встречных не посмотрел бы на него и не обернулся. Доктор явно ассимилировался. Вероятно, он стал хорошо одетым иммигрантом. Можно было подумать, что это милый, натурализованный канадец или преуспевающий турист. Хотя доктор и невелик ростом, прохожему придется поломать голову над тем, сколько он весит. Конечно, человеку в его возрасте следовало бы об этом задуматься, тем не менее, он выглядел неординарно.
Иногда доктор казался немного уставшим, судя по уголкам его глаз. В других случаях усталость шла от каких-то его неясных мыслей, которые в основном он держал при себе. Никто бы не догадался, какую жизнь он ведет, поскольку эта жизнь проносилась в его сознании в виде многих образов. Возможно, его усталость или то, что за нее принимали, на самом деле являлась следствием излишне развитого воображения, которому он лишь изредка давал возможность выплеснуться наружу.
320 
