очень нудно 
104 
О-о, надежда моя!
Дряхлый хирбед поднялся во весь рост, забормотал громче, вскрикивая весенним павлином; голос мага постепенно набирал силу…
Худайбег, словно завороженный, уставился на скалу, и Нахид-дэви последовала его примеру, ворча сытой львицей. Так они и стояли: высокий седой старец над пылающей жаровней — а по бокам два могучих дэва, плавя взглядами скалу-недотрогу. Очертания каменной шлюхи дрогнули от страха, чуждого горам, испытанного ими впервые; скала заколебалась — не подчиниться ли? — поплыла расслабленной наложницей в бассейне гарема, жадно вдыхая волшебный дымок, сама становясь дымом, туманом, дурманом…
Абу-т-Тайиб с Утбой невольно подались вперед. И в этот момент жаровня волчком отлетела в сторону, брызжа от злобы искрами и раскаленными угольками. Гургин осекся на полуслове, бывшая хирбеди и силач юз-баши разом отвернулись от скалы — что стряслось?! — и скала вздохнула с облегчением.
Тупик.
Мертвый тупик, и никаких туманов.
Блудница отказала.
Перед Гургином стоял давешний рогач-великан, явившийся незваным прямо из второй скалы, рядом; и выпученные глаза со странной скорбью глядели на мага сверху вниз. Рогач постоял еще с минуту, затем подошел к скале Ал-Ребат и уселся перед ней на корточки, мыча песню без слов.
Но за минуту до песни… это он пнул ногой жаровенку.
Он.
— Что ж ты делаешь, шайтан рогатый! — Абу-т-Тайиб первым обрел дар речи. — Пшел отсюда, дубина!
Дэв замычал вдвое громче.
Гургин еле держался на ногах. Совершенно измотанный и опустошенный, он напоминал носильщика тяжестей после трудного дня; по лицу мага стекали капли пота, исчезая в темных ущельях морщин.
— Дозволь, твое шахское, я его?.. — с надеждой осведомился Худайбег.
— А я добавлю! — поддержал Дэва хург, удобнее перехватывая секиру.
Без всякого намека на улыбку.
Судя по всему, рогатому нахалу в ближайшее время могло не поздоровиться — если бы Гургин не разлепил спекшиеся губы:
— Не надо. У меня все равно… старый я, владыка. Силы на исходе. Завтра попробуем еще раз.
Абу-т-Тайиб смачно плюнул под ноги рогачу и выругался. В случайности поэт верил слабо, особенно в такие рогатые случайности, которые шляются за тобой тенью, дорогу перегораживают… жаровни пинают. Е рабб, в третий раз припрется — он, Абу-т-Тайиб, просто-напросто не станет удерживать Дэва с Утбой. Или… Как-никак, вот такие, рогатые, здесь хозяева, и не стоит раздражать их без крайней надобности.
А сейчас — крайняя, или нет?
Поэт подумал и решил, что нет.
Он погрозил рогачу кулаком и, не глядя на спутников, первым полез вниз по откосу.
Обратно, в долину.
Глава седьмая,
где дэвы всех мастей гурьбой бродят за шахом, их собратья мнут глину или носят воду, дед и внучка рассказывают поэту много интересного — а толку?
1
Весь оставшийся день Абу-т-Тайиб понуро мерял котловину вдоль и поперек.
В самом скверном расположении духа.
Гургина, к концу обратного пути буквально валившегося с ног, Дэв с Утбой под руки отвели во «дворец» — отъедаться и отсыпаться. А потом, видя, что шаху не до них, потихоньку убрались с глаз долой. Хотя поэт и подозревал: эта парочка наверняка крутится где-то поблизости. Подпоясавшись поясами служения и намотав чалмы верности, чтоб их… Пусть. На глаза не лезут, и хорошо. А за заботу — спасибо, конечно…
Зато местные дэвы то и дело увязывались следом — по одному, по двое, а порой и целой ватагой. Вначале Абу-т-Тайиб честно пытался отогнать жутких попутчиков, а потом махнул рукой: ходят — и ну их. Тем более, что дэвы почтительно держались сзади, в разговоры не вступали и вообще всячески старались как можно меньше мозолить шаху глаза.
Что у них временами даже получалось.
Вот прицепились, отродья случайных связей! — не уставал дивиться поэт, но дивиться вскоре надоело. Тучи мрачных мыслей роились в мозгу, противно жужжа: «Ж-жиз-знь! Ж-жаж-жда ж-жиз-зни! Ж-жуть!..»: и, стараясь угомонить наглую свору, Абу-т-Тайиб занялся осмотром долины, в которой ему, судя по всему, придется задержаться еще на несколько дней.
Пока не оправится старый маг, и они не попытаются снова открыть загадочный Ал-Ребат.
Вид мазандеранцев, занятых своими делами, тоже радовал глаз существенно меньше, чем «танец живота» в исполнении юной невольницы; но давал изрядную пищу размышлениям.
Да сами поглядите, чего зря ерзать…
Десятка два почти голых дэвов — все без особых «украшений» вроде рогов, крыльев или суставчатых лап, а облезлые хвосты не в счет! — в поте лица трудились на куцых огородах. Пололи, окучивали, разрыхляли; правили оградки. И в то же время близ огородов слонялось никак не меньшее количество откровенных бездельников, зато бездельников рогатых, крылатых и перепончатых.
104 
