25 
Сидни прикрыл рот ладонью и очень тихо прошептал в мою сторону:
— Сколько будет девятью восемь?
— Семьдесят два, — так же шёпотом ответил я.
Палец капитана Ланкастера тут же нацелился мне прямо в лицо.
— Ты! — закричал он. — Встать!
— Я, сэр?
— Да, ты, болтливый маленький идиот.
Я встал.
— Ты разговаривал! — пролаял он. — О чём ты говорил? — Он кричал на меня, словно на роту солдат на плацу. — Давай рассказывай!
Я стоял и молчал.
— Ты отказываешься отвечать мне? — заорал он.
— Пожалуйста, сэр, — сказал Сидни. — Это я виноват. Я спросил у него кое-что.
— Неужели? Спросил? Встать!
Сидни встал рядом со мной.
— И что же ты у него спросил? — Голос капитана Ланкастера стал менее громким и оттого более опасным.
— Я спросил его, сколько будет девятью восемь?
— И я полагаю, ты ему ответил? — Капитан Ланкастер никогда не называл нас по именам. Всегда только «ты», «мальчик», «девочка» или что-нибудь в этом роде. — Так ответил ты или нет? Говори же.
— Да, сэр, — сказал я.
— Значит, вы сжульничали оба.
Мы молчали.
— Жульничество — любимое занятие шалопаев и хулиганов! — проговорил он.
Со своего места я видел, как весь класс замер, напряжённо глядя на капитана Ланкастера. Никто не смел пошевелиться.
— Можете лгать, мошенничать и свинячить у себя дома. Здесь я этого не потерплю.
На меня вдруг накатила волна безрассудной ярости, и я закричал в ответ:
— Я не обманщик!
В классе воцарилась зловещая тишина. Капитан Ланкастер задрал подбородок и уставился на меня своими водянистыми глазами:
— Ты не только обманщик, но и нахал, — тихо проговорил он. — Ты очень наглый мальчик. Подойдите сюда оба.
Шагая к доске, я уже точно знал, что сейчас произойдёт. Я много раз видел, как это было с другими — и мальчиками, и девочками. Но сам я никогда не попадался. Хотя каждый раз я содрогался.
Мистер Ланкастер встал и подошёл к высокому книжному шкафу, стоящему слева от доски. Он достал с верхней полки эту ужасную палку. Она была белой, как кость, очень длинная и очень тонкая, и напоминала трость, предназначенную для опоры при ходьбе.
— Ты первый, — сказал он, указывая на меня палкой. — Вытяни левую руку.
Мне не верилось, что этот человек намеренно и хладнокровно собирается причинить мне боль. Я вытянул левую руку вперёд ладонью вверх. Я смотрел на розовую, испещрённую линиями ладошку и не мог представить, что сейчас с ней может что-то произойти.
Длинная тонкая палка взметнулась в воздух и с коротким хлопком, похожим на ружейный выстрел, опустилась на мою ладонь. Я услышал сначала звук удара, а пару секунд спустя почувствовал боль. Никогда в жизни мне не было так больно. Будто кто-то приложил к моей руке раскалённую кочергу и сильно прижал её к ней. Помнится, я схватил правой рукой свою покалеченную левую руку и зажал её между ног. Я всё сжимал и сжимал её, словно боялся, что она распадётся на кусочки. Я сдержался и не закричал, но по щекам у меня катились слёзы.
Где-то рядом со мной послышался тот же ужасный звук. Я понял, бедняга Сидни получил свою порцию.
О эта пылающая, страшная боль в руке! Почему она не проходит?
Я взглянул на Сидни. Как и я, он корчился от боли, сжимая между ног свою руку и гримасничая от боли.
— Садитесь на место. Оба! — приказал капитан Ланкастер. — И больше никакого обмана! — напутствовал нас ужасный голос. — И без наглости!
Мы проковыляли обратно к своему столу и сели. Все склонили головы над учебниками, как прихожане в церкви, творящие молитвы.
Я посмотрел на свою руку. По всей ладони до самой кисти тянулся безобразный красный след. Я пошевелил пальцами. Они шевелились, только сильно болели. Я покосился на Сидни. Он бросил на меня быстрый извиняющийся взгляд и снова уткнулся в тетрадь.
Когда я вернулся домой после школы, отец работал в мастерской.
— Я купил изюм, — сказал он, увидев меня. — Принеси мне, пожалуйста, кувшин с водой.
Я сбегал в фургон, взял кувшин и до половины наполнил его водой. Отнёс в мастерскую и поставил на скамью.
— Открывай пакеты и высыпай изюм.
Это была ещё одна прекрасная черта характера моего отца. Он не пытался один сделать всю работу. Было ли это что-то трудное, например установка карбюратора на мотор, или такой пустяк, как размачивание изюма в воде, он всегда позволял попробовать сначала мне, а сам стоял и смотрел на меня, готовый в любую минуту прийти на помощь. И сейчас я открыл пакет под его взглядом.
25 
