3 
Вспомнилось и то, что Аксель Хоулм состоит в городском совете. Вот это уже было некстати.
– Я не подозревал, что вы замужем, мисс Элайсем. Констанс отзывается о вас таким образом, что... – Он запнулся и спросил иным, подчеркнуто деловым тоном: – Если ваш муж дома и свободен, я готов обсудить все при его непосредственном участии.
Ах вот оно что, Констанс! Наконец-то все встало на свои места! Ко всему прочему этот человек был еще и отцом одной из учениц. Возможно даже, он явился не от имени городского совета.
Майя указала на витой железный стул из тех, что стояли вокруг столика:
– Присядьте, мистер Хоулм, и попробуйте все-таки чай. Меду?
Она принесла горшочек, немного скованно из-за повышенного внимания гостя к ее животу, который уже нельзя было замаскировать никакой одеждой. Все Водолеи (и даже те, кто находится под влиянием этого знака) от природы любопытны. К счастью, в данном случае рассудительная Дева была все-таки сильнее. Если бы мистер Хоулм смотрел в открытую, то – из-за неловкости хозяйки – чай мог бы оказаться не в чашке, а на коленях.
Помимо любопытства, он был полон ожидания. Майя еще немного помедлила с ответом. От чашек повеяло ароматом жасмина.
– Констанс отзывается обо мне так, словно я не замужем, верно? И она совершенно права. Ваша дочь поразительно умна и к тому же талантлива. Работать с ней – одно удовольствие. Вы смело можете ею гордиться.
Майя уселась напротив гостя и со сдержанным удовольствием отведала изысканный напиток. Возможно, все еще обойдется. Меньше всего сейчас хотелось слышать о какой-то грядущей катастрофе, лучше просто наслаждаться вкусом чая, видом китайского фарфора и обществом интересного мужчины. Ведь он и в самом деле был интересен, со своей белокурой скандинавской шевелюрой, выбеленной жарким солнцем Каролины, с внимательными серыми глазами в обрамлении не слишком темных, но густых ресниц и подбородком, которого не постыдился бы и Шон Коннери. Ленивая медлительная нотка в речи шла вразрез с внешним обликом, поскольку скорее подходила бы южанину, – однако она будила давние и милые сердцу воспоминания.
Тем не менее с ним стоило держаться настороже. Плотно сжатые губы, а также ноздри, легко способные расширяться и трепетать – все это говорило о заносчивости, о высокомерии человека, считавшего себя выше других.
– В таком случае могу я видеть вашего... – он помедлил, подбирая благопристойное выражение, – близкого друга? Майя расхохоталась.
Аксель замер, завороженный. В этой женщине было что-то цыганское, свободное, и она, конечно же, никак не могла хихикать или сдержанно посмеиваться. Если ей было весело, она хохотала, причем на редкость мелодично, что встречалось отнюдь не часто. Это было языческое наслаждение смехом, зажигавшее черты ее живого лица. Она казалась вихрем красок и звуков.
В этой лавке чересчур много раздражителей! Чай пахнул жасмином, от прилавка доносился сильный запах розы. Аксель бросил быстрый взгляд и заметил корзинку розовых лепестков, вероятно, сбрызнутых эссенцией для более сильного аромата. На столике стоял букет, добавляя свою ноту в общую гамму.
А цвета! Кроме ярких игрушек, была еще рыжая грива хозяйки, темно-золотой мед в горшочке и прочее, прочее... Все, вместе взятое, создавало удивительно чувственную атмосферу, прямо противоположную безликому порядку его собственного дома.
– Мистер Хоулм, даже будь Стивен под рукой, вам бы в голову не пришло включить его в деловую беседу. Вы уж мне поверьте! Попробуйте чай.
Аксель ненавидел этот напиток. Однако вежливость обязывала, поэтому он опасливо поднес чашку к губам и сделал глоток.
– Ну как?
– Мм... своеобразно.
Наступил подходящий момент для продолжения беседы, но сначала нужно было найти правильный подход. Молодая учительница обманула его ожидания. Она была просто обязана оказаться высокообразованной, до предела целеустремленной, рациональной, независимой, способной без труда справиться с любой проблемой и даже жаждущей этого, как вызова своим недюжинным способностям. Иными словами, он ожидал встретить женщину, с которой легко иметь дело.
И вот перед ним оказалось подлинное воплощение женственности, само изящество. Завитки темно-рыжих волос падали на хрупкие плечи, на кружевную мантилью цвета слоновой кости. Открытая блузка с атласной отделкой, по оттенку подходящая к глазам, как бы струилась вниз и льнула к высокой груди, особенно полной благодаря беременности. Стесняясь живота, Аксель не осмелился перевести взгляд ниже и сосредоточил свое внимание на белой руке без единого украшения, с тонкими пальцами на ручке фарфоровой чашечки.
3 
