Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
42 
– Пахое! Ямать!
Джинн хохотал: разрушать ему нравилось не меньше, чем строить.
– Пахая баш-ня! Ямать!
– Ямать!
– Ямать!..
Шипели «лонжи»-синапсы. Горели сломанные деревья. Сполохи изменили цвет – охра и кармин, пурпур и киноварь. По барханам скользили кровавые блики. Следя за разрушением, Регина уже не сомневалась в причине регресса. Новые образы-энграммы Артур утаскивает сюда – и с удовольствием уничтожает. Новое так интересно ломать. А в остальном ребенку вполне достаточно…
Словно в подтверждение, из-под земли полезли иные деревья. Скрученные жгутами стволы. Кроны – многопалые ладони. Пронзительная бирюза на кончиках ветвей. Молнии, бьющие снизу вверх.
– Хватит, Артур!
Джинн не слышал ее, поглощен созиданием и разрушением. Это был его мир, и он не желал видеть здесь что-либо из скучных будней, где он не мог летать, а окружающие не могли его понять.
«Увы, Артур. Я не позволю тебе навсегда остаться в твоей сказке. Однажды ты вырастешь, и поймешь: тетя Ри была права. Или не поймешь. В любом случае, у меня нет выбора. Я врач, малыш. Я делаю свою работу.»
– Хватит.
Джинн замер с занесенным кулаком. Звук флейты сковал его надежнее цепей.
– Не надо ломать. Это хорошие деревья. Красивые. Смотри.
Под тонкую, как кисея, мелодию, «молнии» менялись. Зеленели, обрастая нежными клейкими листочками. Распускались почки, наливались соком и лопались бутоны… Теперь все деревья вокруг были разные. Но от каждого в поднебесье тянулась «лонжа», восстанавливая ассоциативные связи.
– Видишь: они цветут. Чувствуешь запах?
Комплексная энграмма. Ее можно создавать и «под шелухой». Главное – простроить связь с реальным миром. Вытащить Артура наружу. Даже против его желания. Насилие оправдано. Более того – необходимо.
Кто будет делать это каждый день, когда доктор ван Фрассен улетит с Шадрувана?
– Пойдем, Артур. Пора возвращаться.
VII
– Вот, – она положила брелок на стол. – Подарок.
– Спасибо.
Ник взял брелок, повертел в руках. Крошечная, размером с палец, флейта. Короткая цепочка. Кольцо. Можно прикрепить связку ключей. Или кристалл памяти в чехле. Или еще какой пустячок.
– Тонкая работа.
– Скажи спасибо Каджару.
Каджар-хабиб и впрямь постарался. Где он нашел грамотного ювелира, и как растолковал ему заказ доктора ван Фрассен, осталось тайной. Но мастер постарался на славу. Флейта была серебряной. Губки – золотыми. На рычажке – инкрустация рубиновой пылью. Красота, и только.
– Послезавтра я улетаю. Челнок пришлют на закате, к мосту.
– Мы еще увидимся? Ты прилетишь на Шадруван?
– Нет. Ты прилетишь на Ларгитас. С Артуром. Курс лечения надо повторять. В идеале – раз в полгода. Ник, ты меня не слушаешь. Повторяю для дипломатов: завтра я улетаю. А ты остаешься. С сыном. Которого надо растить и без присутствия доктора ван Фрассен.
– Я знаю, – обиделся благородный отец.
– А я лишний раз напоминаю. Матильда получила самые подробные указания. Но такое сильное средство воздействия, – Регина указала на брелок, – я не могу доверить Матильде. Только тебе, как близкому родственнику. Понимаешь?
Во взгляде господина посла родилось подозрение. Он заново изучил брелок; даже дунул разок. Флейта пискнула по-мышиному. Звук был менее всего похож на звучание флейты. Подозрения Ника укрепились – ему морочили голову. Или… Он уже знал историю слепой рабыни, волей случая превратившейся в «солнце врачей». И недоумевал: флейта – намек?
– Сейчас я залезу к тебе в голову, – терпеливо продолжала Регина. – Я обещала не делать этого без твоего разрешения. Разреши мне, пожалуйста. Потом я все объясню.
– Объясни сейчас.
– Не могу. Я должна выстроить устойчивую ассоциативную связь. Своего рода шок. Будет больно, Ник. Потерпи, ладно? Знаешь, как говорят в скверных фильмах? Доверься мне. Я не обману.
– Это ради Артура?
– Да.
Краткое молчание, и он кивнул.
– Дунь еще раз.
Писк флейты, и она ворвалась в мозг Николаса Зоммерфельда. Энграмму Регина подготовила заранее. Никто не знал, чего ей стоила эта энграмма; никто и не узнает. Заснеженное шоссе распахнулось до самого горизонта. С серого неба пикировали самолеты: L-127 «Emissarius», атмосферная поддержка. Импульсные пушки честно делали свое дело. Шоссе вскипало гейзерами, трескалось, вставало на дыбы. В аду метался внедорожник, пытаясь свернуть на проселок. А над всем этим, от сугробов за облака, выше самолетов, маячили две колоссальные тени – он и она. Студенты, пси-анестезиолог и международник, знакомые с детского сада, счастливые тем, что вместе. Скажи кто-нибудь, что будет иначе – и двое тряхнут мир так, что судьба полетит вверх тормашками. Грохот взрывов перекрывался флейтой: «Reves D'automne» в сопровождении симфонического оркестра. Так и должно быть, потому что взрывы – всего лишь взрывы, а флейта – всегда флейта. Нет предательства, пела она. Нет разлуки. Нет обиды. Есть только я и вы. Нас четверо – видите?
42 
