очень нудно 
32 
После того вечера в библиотеке Джереми она видела мало, в основном только в столовой: он держал слово не докучать ей, а она была слишком застенчива, чтобы признаться, что не только не возражает против его общества, но, напротив, жаждет его. Когда он отсутствовал, миссис Окли передавала его извинения, приправленные ее собственными домыслами и наблюдениями.
– Я слышала, мистер Джереми часто наведывается в конюшни миссис Клейтон, – поведала она как-то Глэдис во время обеда, на котором Джереми не присутствовал. – Они вместе в школе учились. Говорят, у них была любовь, да что-то там не заладилось, а потом он уехал в Венесуэлу, а она через пару лет замуж вышла.
В следующий раз, за ужином:
– Мистер Гамильтон просил вам передать, что сегодня ужинает у Дженкинсов. Доктор Дженкинс – наш местный врач, уж такой внимательный, каких еще поискать. А дочка у него красавица, но вот, поди ж ты, не повезло бедняжке, такая молодая – всего двадцать семь – и уже вдова. Ее муж разбился на машине год назад. Я слышала, она сейчас гостит у родителей.
Конечно, миссис Окли рассказывает ей все это по простоте душевной, без всякого намека, убеждала себя Глэдис, стараясь быть великодушной, но тем не менее это отвлекало ее от работы и мешало сосредоточиться. Можно сколько угодно притворяться, что между нею и Джереми ничего нет и быть не может, но все-таки она не могла избавиться от неприятного чувства, подозрительно смахивавшего на ревность, когда представляла его в обществе других женщин. Глэдис твердила себе, что это смешно и глупо, что у нее нет на него никаких прав. Более того, они, эти права, ей совсем не нужны. Но ничто не помогало. Дни шли за днями, а ее желание быть с ним отнюдь не уменьшалось, а, напротив, лишь усиливалось.
Сандра тоже не подавала о себе знать. С одной стороны, это было хорошо – пусть потомится неизвестностью, но с другой – Глэдис испытывала чувство обиды: неужели Сандре совершенно все равно, что с ней здесь произошло, жива ли она вообще.
Скрывать свою болезнь оказалось совсем нетрудно, поскольку они с Джереми, в сущности, жили каждый своей жизнью. Да, она сама этого хотела, сама об этом просила, но отчего же у нее теперь так грустно и пусто на душе? Днем, когда она работала, было еще терпимо, а вот вечерами, когда миссис Окли уходила к себе домой, Глэдис оставалась одна, а впереди была длинная, одинокая ночь…
Однажды во время обеда, как раз когда миссис Окли накладывала ей рагу из баранины с овощами, в столовую вошел Джереми. Он был в короткой кожаной куртке и тесно облегающих джинсах, от него пахло лошадьми, и он излучал такую мужественность, силу и энергию, что Глэдис поневоле залюбовалась им, не сумев скрыть своего откровенно восхищенного взгляда. Заметив это, Джереми широко улыбнулся, и она поспешно отвела глаза и покраснела.
– Добрый день. Приятного аппетита, Глэдис, – вежливо сказал он. – Прошу прощения, – продолжил он, снимая куртку и вешая ее на спинку свободного стула. – Я не успел переодеться. Все время забываю, что надо соблюдать правила этикета, ведь у меня гостья. – Он отодвинул стул напротив нее и сел, позволив миссис Окли обслужить его.
Глэдис была уверена, что ничего он не забыл, просто решил поддразнить ее. Что ж, если он нарывается на небольшую стычку, она вполне может оказать ему такую любезность. Может, тогда он наконец перестанет ее игнорировать, словно она пустое место?
Однако Глэдис благоразумно дождалась, когда удалится любопытная миссис Окли, прежде чем заметить:
– Ничего удивительного, что ты забыл обо мне, ты ведь так занят, нанося светские визиты соседям.
Он резко поднял голову и вскинул брови.
– Это упрек?
Она небрежно пожала плечами.
– Ни в коей мере. Просто констатация факта.
Он откинулся на стуле, не сводя с нее внимательного взгляда блестящих глаз.
– Вот уж не думал, что ты заметишь мое отсутствие, тем паче будешь им недовольна. Разве не ты просила не мешать тебе работать?
– Не мешать и совершенно игнорировать – это не одно и то же.
– Вот как? – Он с интересом продолжал наблюдать за ней, заставляя нервничать и лишая аппетита.
Она уже пожалела, что заглотала его наживку и затеяла этот разговор. Но, с другой стороны, как приятно было высказать ему в глаза все свое недовольство и разочарование, которые накопились за эти дни. И плевать ей было, что она противоречит сама себе. Больше невозможно было терпеть эту пытку одиночеством и неизвестностью. Она уже и сама не знала, чего на самом деле хочет.
32 
