131 
Почему именно женщина? Потому что она занимает в ту пору гораздо более важное место, чем принято считать, исходя из условных представлений о Средневековье в целом и его завершающем периоде в частности.
Средние века рисуются то Великой Тьмой, то эпохой религиозного просветления. На самом деле ни то ни другое. Прежде всего, это период бесконечных кровавых стычек, развязанных алчностью мелких вождей: каждый из них мечтал создать себе королевство побольше, а из присущих суверену качеств обладал только презрением к формирующимся нациям, которыми стремился управлять.
Ни одно военное преступление не может быть оправдано за давностью лет: к примеру, девятнадцатого февраля 1512 года, когда Гастон де Фуа вновь захватил итальянскую Брешию, его войска вырезали все население, разграбили и сожгли город. Это варварство предвещало ужасы в Пфальце столетие спустя.
Во время Столетней войны, когда мужчины забросили и земледелие и торговлю, французское общество выжило только благодаря женщинам, которые поддерживали жизнь в стране, несмотря на бесчинства солдатни и эпидемии. «Мужской» характер Жанны д'Арк или какой-нибудь Жанны Лене[59] был, несомненно, рожден этим отступничеством мужчин.
Жестокость Жанны де л'Эстуаль, возможно, кое-кого удивит. Ибо эта женщина без колебаний пускает в ход нож и отправляет в мир иной тех, кто угрожает жизни или благополучию семьи. Однако эта жестокость является отражением эпохи. Человеческая жизнь стоит дешево, и безопасность каждый обеспечивает себе сам.
Возможно также, что читатель воспримет как романический вымысел отдельные подробности, которые, однако, либо подтверждены историческими фактами, либо представляются правдоподобными.
Это относится к некоторым обстоятельствам жизни Франсуа Вийона. Я старался объяснить их по ходу дела в кратких примечаниях, поскольку в тексте романа они выглядели бы чужеродной вставкой. Бабник, сутенер, грабитель, убийца, отъявленный мошенник — это все хорошо известно; однако о его гомосексуализме предпочитают не говорить. Но в его стихах на воровском жаргоне содержится слишком много аллюзий на обычаи и нравы гомосексуальной среды.
Это касается и изобретения книгопечатания, которое все реже и реже теперь приписывается Гутенбергу. В истории этого открытия остается еще много лакун, однако печать на основе сменных литер была, судя по всему, создана корейцами, затем усовершенствована во Фландрии и Германии. Генсфлейшу, получившему известность под именем Гутенберг, принадлежат два важных новшества: наборная форма и пресс.
Наконец, это относится к открытию Америки, которое традиционно приписывается Христофору Колумбу, хотя за полтора столетия до него братья Дзено из Венеции пересекли Атлантический океан и составили карту с приблизительным изображением больших земель по ту сторону Атлантики. Не беря в расчет плавания монаха-ирландца Брандана, а также викингов Эрика Рыжего и Лейва Эрикссона, следует упомянуть карты Мартина Бехайма и Тосканелли, которые были известны Колумбу: на них гораздо более точно указаны два континента, что свидетельствует об открытии Америки задолго до Колумба. Кто это сделал? Вопрос остается спорным, но приоритет, похоже, принадлежит китайцам. Я же счел возможным отдать пальму первенства братьям Кортереаль, португальцам, открывшим Северную Америку в 1500 и 1503 годах, тогда как Колумб обнаружил только нынешний остров Гаити, Кубу, Багамы и устье Ориноко.
Одно обстоятельство не подлежит сомнению и в силу этого особо выделено в романе: открытие Америки прошло в Европе почти незамеченным. Когда же конкистадоры убедились, что земли на западе — не желанная Индия, страна пряностей, а другой континент, равнодушие перешло в разочарование. Понадобилось много лет, чтобы на смену духу наживы явилась жажда открытий. Увы, это привело к беспримерному разграблению, засвидетельствованному в записках Бартоломе Лас Касаса, а также к истреблению исконных жителей Америки и их культуры.
За три четверти века между завершением Столетней войны и началом Ренессанса происходят глубокие сдвиги в европейской культуре, и они не могли не сказаться на личности Жанны де л'Эстуаль, ибо каждый человек является продуктом своего времени. Мистическая связь между королевской властью и небом, символически обозначенная в названии первой части («Роза и лилия»), слабеет. Народ постепенно отворачивается от королей, которые разоряют его поборами для осуществления своих честолюбивых планов. Нарождающееся торговое общество проникается недоверием к власти.
131 
