Последние отзывы

  124  

Она понемногу начала оттаивать; она медленно оглядела квартиру, и он видел по ее глазам, что она мысленно подгоняет это пространство под себя.

— Так чем ты тут все время занимался? — спросила она — Ты должна мне кое о чем рассказать, — сказал он — Совсем немногое.

— Нет, — сказала она. — Послушай. Если ты хочешь чтобы мы остались друзьями, а мне очень хочется, чтобы мы остались друзьями, так вот, если ты хочешь, чтобы мы остались друзьями, ты не должен задавать вопросов. Если ты спросишь, я все равно не отвечу. Просто не отвечу, и все, но мы перестанем быть друзьями.

Она смягчила интонацию:

— Может быть, когда-нибудь, когда все это успеет быльем порасти.

Она взглянула на него снизу вверх; и ему показалось, что в лице у нее проявилось что-то древнее, суровое и мрачное, как пустыня, что-то, что, вероятнее всего, таилось в выражении ее лица и до того, как она от него сбежала, а он забыл, или, вернее, попросту не замечал этого под ее более поздним, то есть собственно более молодым лицом. А может быть, во всем было виновато всего лишь сумеречное декабрьское утро.

— Договорились? — спросила она. — В чем дело?

Пирс начал смеяться.

— Что тут смешного?

— Ничего смешного нет. Совсем ничего. — Смех так и рвался из него наружу, грудь распирало, колени тряслись. — Таблеток наглотался. Таблеток-смешинок. Ну, не знаю я, в чем дело.

Он вынул из-под мышки конверт и бросил на кровать с нею рядом.

— Забирай, — сказал он. — Я не хочу. Не нужны они мне.

— Шутки шутишь, — сказала она. И опустила глаза. — Я вообще не собиралась к тебе подниматься. Думала, брошу в почтовый ящик, и все. Но в ящике слишком узкая щель. И ключ я где-то потеряла. И вообще не была уверена что ты до сих пор здесь живешь. — Она сбила с кончика сигареты пепел легким ударом крашеного ногтя. — Я же знаю, что они тебе нужны.

— Я… — начал он, а потом понял, что она имела в виду. Нужда нужде рознь. Он имел в виду, что ему нужно овсе не это. А она — что это все, на что он может рассчитывать.

— Скажи мне только одно, — проговорил он. — Ты вернулась?

Она медленно покачала головой.

— И что ты будешь делать дальше?

Она пожала плечами — одним плечом.

— Я просто вернулась обратно в город, — сказала она. — Поживу пока у Эффи. Пока не подыщу себе квартиру.

Где-то далеко-далеко, в самой глубине собственной души, он слышал свой голос, тот самый, который всего десять минут тому назад говорил об отречении от мира, об уединении; но теперь этот голос был окружен со всех сторон мигом собравшейся бог весть откуда и куда более мощной машинерией, машинерией хитрости и страсти, которая, казалось, даже и принадлежала вовсе не ему, а командовала им изнутри и с бешеной скоростью вырабатывала стратагемы, следила за каждым его движением, планировала каждый следующий шаг. Он подошел к холодильнику, постоял немного, а потом достал из заморозки бутылку водки. И стакан.

— Не подсматривай, не подсматривай — сказал он, заслоняя от нее руку, которой наливал себе в стакан. — Просто сегодня утром я совсем не в форме, ну, то есть абсолютно — только и всего.

Она рассмеялась.

— Эй! Тогда налей и мне тоже.

Он принес ей коньячную рюмку, с хорошим глотком ледяной жидкости на донышке. На дюйм.

— Все, чем мы на данный момент богаты, — сказал он.

Она опрокинула рюмку и от души передернулась всем телом.

— Ух ты, вот это да, то, что надо. То, что надо.

— С возвращением, — церемонно сказал он и поднял стакан.

— Спасибо, Пирс, — сказала она. И следом, имитируя заискивающую, навязчивую манеру Акселя, каковая часто служила между ними двоими объектом беззлобных пародий: — Ведь мы же друзья, да, Пирс? Ну, скажи, разве это не так, Пирс, ведь мы же с тобой друзья?

Он рассмеялся: водка успела унять дрожь.

— Конечно. До гробовой доски.

Она допила оставшиеся в рюмке полглотка и медленно, расслабляя мышцу за мышцей, откинулась на спину. Шубка распахнулась. Под шубкой были короткое платье и чулки с отливом. Она похудела. Он внимательно и с нарастающим чувством сострадания оглядел ее бедра и округлые очертания лобка. Не самым лучшим образом она о себе заботилась, подумал он, ощутив свойственный знатокам укол чувства утраты — и страсти. Не самым лучшим образом.

— Бог ты мой, — сказала она. — Как же я устала.

— Отдохни, — сказал он. — Если хочешь, поспи.

  124