29 
— Вы слишком добры ко мне, доктор. Это может делать нянька.
— Нянька будет делать это, когда меня снова позовут к королю.
— Наш дорогой король! Как я его люблю! — воскликнул я (искренне, хотя и не без легкого смущения).
— Как и все мы, Элф, — сказала доктор, выжимая воду из тряпицы, которую держала у меня над грудью. Потом она с каким-то задумчивым выражением протерла мою кожу. Она примостилась на краешке моей кровати, очень низкой, поскольку каморка моя слишком мала.
Я заглянул в лицо доктора, и оно показалось мне печальным.
— Не сомневайтесь, доктор, вы его вылечите! Король беспокоится, что его отец был здоровее его, а умер молодым. Но ведь вы его вылечите, правда?
— Что? Ах да, конечно.
— Ах, доктор, неужели вы волновались из-за меня? (Признаюсь, сердце екнуло в моей горячей груди, дыхание у меня замерло, потому что какой молодой человек не взбудоражится, когда о нем волнуется и заботится красивая добрая женщина, особенно та, что пребывает так близко от него?) Не волнуйтесь, — сказал я, протягивая руку. — Я не умру. — Глядела она как-то неуверенно, а потому я добавил: — Или умру?
— Нет, Элф, не умрешь, — сказала она и добродушно улыбнулась. — Ты молод, силен, и я о тебе позабочусь. Еще полдня, и ты начнешь поправляться. — Она посмотрела на руку, которую я протянул, и тут я понял, что рука лежит на ее коленке. Я проглотил слюну.
— Ах уж этот ваш старый кинжал, — сказал я; жар у меня был не такой сильный, чтобы я не почувствовал смущения. Я нащупал рукоятку старого ножа, торчащую из сапога доктора — как раз рядом с тем местом, где лежала моя рука. — Он меня всегда приводил в недоумение. Что это за нож? Вам его когда-нибудь приходилось использовать? Мне кажется, это не хирургический инструмент. Лезвие для этого туповато. Или он используется на каких-то церемониях? А?…
Доктор улыбнулась и накрыла мои губы ладонью, призывая к молчанию. Она вытащила нож из-за голенища и протянула его мне.
— Погляди, — сказала она. Я взял побитый клинок в руки. — Тебе скоро станет лучше. — Глаза ее сияли.
Мне вдруг стало неловко.
— Вы так хорошо заботились обо мне, госпожа…
Я не знал, что еще сказать, а потому рассматривал клинок. Это была тяжелая старинная вещица длиной приблизительно в полторы ладони, сделанная из старинной стали, теперь изъеденной ржавчиной — на поверхности образовались маленькие каверны. Лезвие было слегка изогнуто, а кончик вообще отломан и сглажен от времени. С каждой из сторон на нем имелось по нескольку насечек, и было оно таким тупым, что годилось разве что для разрезания медуз. Костяная рукоять тоже была изъедена, но гораздо сильнее. Вокруг головки эфеса и вдоль трех линий, идущих по длине рукояти до самой гарды, было вставлено несколько полудрагоценных камней, каждый не больше ячменного зерна, и множество углублений, в которых прежде, видимо, тоже находились камни. Рукоять заканчивалась большим темным дымчатым камнем, который был прозрачным, если посмотреть на свет. Вокруг нижнего ребра головки шел ряд выемок, которые я поначалу принял за резьбу; на самом же деле оказалось, что они предназначены под камни, из которых остался только один. Я провел по ним пальцем.
— Вам бы его реставрировать, госпожа, — сказал я ей. — Оружейник дворца будет рад угодить вам, а камни тут, кажется, не очень дорогие, да и работа не стоит безумных денег. Давайте я отнесу его в оружейную, когда поправлюсь. Я знаком с помощником второго оружейника. Мне это совсем не трудно. Буду рад сделать это для вас.
— Не стоит, — сказала доктор. — Мне он нравится таким, какой он есть. Для меня вся его ценность — в воспоминаниях. Я его храню как память.
— Память о ком, госпожа? (Лихорадка! Иначе я бы не отважился на такое.)
— О старом друге, — не задумываясь, сказала она, отирая мне грудь. Потом отложила тряпицу в сторону и села на пол.
— Из Дрезена?
— Из Дрезена, — кивнула она. — Мне его подарили в тот день, когда я отправилась в путь.
— И тогда он был новым?
Она отрицательно покачала головой.
— Он уже и тогда был старым. — Через приоткрытое окно в каморку проник луч заходящего Зигена и рыжеватым пятном остановился на ее убранных в сетку волосах. — Семейная реликвия.
— Если реликвия в таком плачевном состоянии, значит, о ней плохо заботились. Здесь больше лунок, чем камней.
Она улыбнулась.
— Недостающие камни были использованы с толком. Некоторые из них давали защиту в диких местах, где в одиноком путнике видят скорее добычу, а не гостя. Другими я оплатила проезд на кораблях, на которых добиралась сюда.
29 
