очень нудно 
40 
Ренделл слышал ровное гудение судовых двигателей и плеск рассекаемой носом и смыкающейся за кормой лайнера воды. После этого он услышал щелчок включаемого телевизора и бубнящий голос диктора.
Ренделл упал на подушку и попытался включиться в четвертое утро пятого дня плавания от Нью Йорка до Саутхемптона.
Когда он согласился занять пост рекламного директора по изданию Международного Нового Завета и проекта, носящего название «Воскрешение Два», он не собирался брать Дарлену Николсон с собой в поездку. Наоборот, он хотел отправиться один, с Уилером, чтобы сконцентрироваться на подготовке всего того, что так занимало его теперь, на той работе, которую он согласился делать. Дарлена была слишком фривольной и гедонистической особой для такой поездки. И дело было даже не в том, что девушка могла занять все его время, а в том, что Дарлена могла отрывать от основных занятий своим пустым легкомыслием и постоянной готовностью к сексуальным забавам. Более того, ее присутствие могло привести к ненужным осложнениям. Уилер со своими сотрудниками, всякими специалистами и экспертами, учеными и богословами, связанными с «Воскрешением Два» в Амстердаме, не захотели бы иметь ничего общего с девушкой, подобной Дарлене. Ренделл догадывался, что в подобной компании она была бы как девица из кордебалета или стриптизерка на проведении католической благотворительной лотереи.
Причем, все это не потому, что Дарлена выглядела какой-нибудь дешевкой, проституткой — нет, скорее, потому, что она была кричаще-яркой, привлекающей все взгляды, в чем-то глупенькой, никогда не учитывающей обстоятельств. А вообще-то говоря, она была весьма видной и прямо-таки излучала сексуальность. Дарлена была высокой девицей с плоским, удлиненным и худощавым телом манекенщицы или модели из мира высокой моды, если только не обращать внимание на груди: крепкие, грушевидной формы, вечно демонстрируемые в глубоких декольте носимых ею платьев и блузок или же обтягивающих свитеров, собираемых ею дюжинами. Ее белокурые волосы доходили до плечей, голубые глаза казались посаженными слишком близко, щеки — несколько впалыми; у нее была очень тонкая светлая кожа и маленький ротик с полными губами. Ходила она как бы скользя, так что все части тела — грудь, бедра, ягодицы — двигались как надо, во всяком случае, всегда заставляя обернуться проходящих мимо мужчин. У нее были самые длинные ноги, какие Ренделлу не доводилось видеть ни у одной из женщин. Вне кровати Дарлена доставляла массу хлопот, она была глуповатой, неловкой и капризной. В постели же она преображалась: становилась гибкой, неутомимой, изобретательной, веселой и дарящей радость. Ренделл давно уже решил про себя, что весь ее ум помещался к нее в вагине. Встретив Дарлену, Ренделл получил от нее все, в чем нуждался, но она не могла быть тем товарищем для волнующего и увлекательного путешествия в мир веры, куда он сам решил направиться.
Ренделл предлагал Дарлене различные выходы из сложившейся ситуации. Поскольку ему надо было ехать за границу не дольше, чем на месяц-два, и в это время он не мог уделять ей достаточно внимания, с его стороны возникло предложение, чтобы Дарлена на это время вернулась в Канзас-Сити, чтобы проведать родителей, родственников, друзей. Он мог бы оплатить ей билеты в обе стороны и подкинуть деньжат на карманные расходы на все то время, пока он не вернется, и они не воссоединятся в Нью Йорке. Дарлена его предложения не приняла. Тогда он стал соблазнять ее поездкой в Лас Вегас, Лос Анжелес, месячным отдыхом на Гавайях или шестинедельным путешествием по Южной Америке. Ответом на все это было: нет, нет и нет; Стив, я хочу быть только с тобой; если же я не смогу поехать, то покончу жизнь самоубийством.
В ответ на это он вздохнул, сдался и сделал ее своей секретаршей, прекрасно понимая, что никого этим не обманет, а в конце концов вообще выкинул всю проблему из головы. Хотя, в сложившейся ситуации были и свои преимущества. Одно из них заключалось в том, что он ненавидел оставаться в постели одному. Кроме того, после хорошей выпивки случались моменты, когда он чувствовал себя виноватым. Дарлена же была прекрасной возможностью отвлечься от грустных мыслей. Ночью она была само совершенство, все в ней двигалось: руки, ноги, бедра и ягодицы, ну а уж после того, когда Ренделл кончал, он чувствовал себя так, будто его пропихнули через иллюминатор.
А за неделю до отъезда, если не считать решения забрать Дарлену с собой, нужно было еще решить несколько чисто личных проблем, но Ренделл был загружен работой с утра до самой ночи, отдавая распоряжения по работе агентства и по дому. После оглушительного сообщения Уилера о находке в Остиа Антика, впервые за все времена удостоверяющей историчность Христа, Ренделл сгорал от нетерпения и любопытства узнать каждую деталь этого таинственного открытия. Но Уилер не удовлетворял его желания. Во время плавания еще будет масса времени, говорил он, а все остальные подробности будут ожидать Ренделла по прибытию в Амстердам. Ренделлу же чертовски хотелось рассказать Ванде, Джо Хокинсу и всем своим сотрудникам об их новом задании, но Уилер попросил его держать все в тайне, пока эксклюзивные экземпляры Международного Нового Завета не выйдут из печати, и издатели не дадут своего разрешения. Но более всего Ренделлу хотелось сообщить эту потрясающую новость своему отцу и Тому Кэри, заранее чувствуя, как она подействует на них, но он был связан обетом молчания, и потому они ничего пока не знали.
40 
