162 
— Блейк?
— Прости, — громко повторяет Блейк, и голос его сносит ветром. — Ты переживешь. — Звук ветра перерастает в крик, а может, это и есть крик.
Олбан начинает понимать, что происходит. У него начинают вставать дыбом волосы.
— Блейк! — кричит он.
— …сти, сын.
Вслед за тем — только шум ветра. Потом глухой удар, а дальше — ничего.
10
Кто б мог подумать, что в конце концов сойдусь я с толстухой Мифти? Странная штука жизнь, доложу я вам. Сорванцы еще, бывает, просятся к папке (хотя почему — хрен его знает: ведь лупил их этот сукин сын почем зря), но они уже ко мне тянутся, а старший, Мозель, нет-нет да и назовет меня папой, и, хотя это, не скрою, пока малость непривычно, у меня, без балды, горло перехватывает, и я для этих разбойников в лепешку расшибусь. Честно.
В общем, все помаленьку. Сейчас только были у Олбана в гостях, оттянулись там на славу, спасибо ему огромное. Дом у него — зашибись! Считается, что прямо в Перте, в городской черте типа, но на самом деле за рекой Инч — ну, вы представляете, где это, там еще парк, что ли, зелени полно — от центра десять минут пешком, шикарный район. Нам, кажись, там всегда рады, даже детворе. И кореша можно с собой привести. У них дома все запросто, только кто ширяется — того на порог не пускают. Может, и сурово, конечно, — это как посмотреть, но ведь и с соседями, поди, считаться нужно, а народ-то там ой-ой-ой.
Познакомились и с бабой его. Извиняюсь, с подругой. Хороша, конечно, первый класс. Вначале Мифти решила, что девка малость с гонором, потому как говорит заумно — ну, за Олбаном тоже такое водится, — но они тут погоняли шары на бильярде, и даже толстуха Мифти согласилась, что Верушкенция эта просто клевая. Конечно, любит ввернуть ученое словцо и, бывает, гонит какую-то тюльку, но это не оттого, что выдрючивается, а просто такая у нее речь. Ну, так мозги у чувихи устроены.
Вообще-то, наш великий Ол-ибн-Бан на нее запал не по-детски, а этого парня нечасто увидишь с улыбкой от уха до уха — только когда подруга у него под боком.
Частенько мотается к ней в Глазго — там у нее своя хата; посмотришь, как они друг над другом прикалываются и хохочут, как обнимаются и все такое — словом, воркуют, как голубки, — и думаешь: пора бы вам, ребята, съехаться, но всякий раз что-то там не срастается. Сами-то говорят, им и так неплохо. А по жизни у них все путем, это точно.
Так что дела у парня идут нормально. Кто-то из родственников его, а может, и не один приказал долго жить и оставил ему нехилое наследство (чувак и раньше не бедствовал, но жмотом никогда не был).
Плюс к тому он еще состоит в родстве с теми Уопулдами, что придумали игру «Империя!», в которую мы сражались с Бербом, пока не раздолбали его приставку. Громила Ол даже подумывал одно время переименоваться в Уопулда — то бишь фамилию сменить для солидности, но это, я считаю, придурь: носишь ты достойную шотландскую фамилию, Макгилл, и будь доволен; хорошо хоть он потом одумался — Макгилл был, Макгиллом и остался. Мне еще в голову пришло: а отец-то с матерью что скажут? (Их, кстати, я тоже встречал — выгуливал как-то собак и заскочил к Олбану… это… на чашку чаю — славные старики.)
Короче, ищет парень, куда себя приложить; пока еще не нашел, но что-нибудь дельное выберет, не сомневайтесь. Сейчас вот подумывает купить землю, чтоб непременно в лесу, на озере, к западу отсюда, но не очень далеко — хочет открыть типа интернат для трудных подростков, «Курсом на жизнь» 59 или как-то так, хотя, конечно, получит он жуткую холеру на свою задницу (он и меня убалтывает подписаться на это дело и, видать, совсем мне башку задурил, потому как я ему сказал: ладно уж, хрен с тобой).
В общем, поживем — увидим.
162 
