очень нудно 
108 
Спустя тринадцать часов, в пятиугольной библиотеке, Лили расспрашивала его:
— Ты никуда не годишься? Что значит — никуда не годишься?
— Я никуда не гожусь. Просто никуда не гожусь. Посмотри.
Он показал на лист писчей бумаги, который удерживали вертикально перекрещенные пружины «Оливетти». Во время короткой интерлюдии, около пяти, Кит босиком прибежал из башенки (под неботрясением, зигами и загами, внезапными трещинами в небесном полу) и отбарабанил пару абзацев. Перерыв был объявлен, поскольку Глории Бьютимэн требовалось десять минут, чтобы переодеться в Элизабет Беннет. Видите ли, они разошлись во мнениях относительно «Гордости и предубеждения», и Глория хотела доказать свою правоту. — Прочти этот кусок, — попросил он Лили. — И вот так целый день. Прочти этот кусок. Разве тут что-нибудь можно понять?
— «…Лоуренс полагал, — прочла она, — что величайшей трагедией цивилизации, в которой он существовал, была ядовитая ненависть к сексу, и ненависть эта несла с собой болезненный страх красоты (страх, наиболее полно выражавшийся, по мнению Лоуренса, в психоанализе), страх „живой“ красоты, которая вызывает атрофию наших интуитивных способностей и нашей интуитивной силы».
— Разве тут что-нибудь можно понять?
— Нет. Ты что, сума сошел?.. И волосы у тебя мокрые.
— Да, я принял холодный душ. Пытался голову прояснить. Я никуда не гожусь. Не могу я.
— О господи. Ты просто… просто представь себе, что это сочинение, которое тебе задали на неделю.
Помедлив, он сказал:
— Ага. Ага, вроде сочинения, которое мне задали на неделю. Нет, Лили, это хорошая мысль. Мне уже лучше стало. Ну, как развалины?
— Ой, жалкие до крайности. Непонятно даже, чего это развалины. Предполагается, что бань. К тому же дождь лил. А Глория как?
Видите ли, точка зрения Глории состояла в том, что Элизабет Беннет была… «Не может быть, — возражал Кит. — Тогда их не было. Это точно». Но Глория настаивала: были. И, следуя за ней по страницам романа (что сопровождалось ее уместно расставленными акцентами, ее выразительными цитатами), Кит начал чувствовать, что даже Лайонел Триллинг или Ф.-Р. Ливис неохотно, но согласились бы принять на вооружение интерпретацию Бьютимэн. И наряд был тоже глубоко убедителен: на ней была даже шляпа — перевернутая соломенная корзинка для фруктов, ее придерживал в желаемом положении белый шелковый шарф, завязанный у нее под подбородком.
— Я сделаю то, что постоянно делал с целыми романами Лоуренс, — сказал он Лили. — Все выкину и начну по-новой. Глория? А что с ней? Я и не знал, что она здесь. — Он припомнил урок вранья, преподанный ему Глорией(«Никогда не вдавайся в подробности. Просто делай вид, что все — скучная правда»), но тем не менее услышал собственные слова: — Пока она не прихромала за чашкой бульона. В пальто типа шинели. Вид у нее был ужасный.
— Ну, что касается развалин, ей удалось увернуться от пули.
Видите ли, когда они обсуждали Джейн Остин, Глория строила свою защиту на двух ключевых сценах: внешний вид Элизабет при ее появлении у мистера Бингли (в начале) и обмен репликами на гораздо более позднем этапе, когда мистер Беннет предупреждает дочь относительно брака без любви. «Нет, — решила Глория, словно умывая руки по поводу всего, что касалось этого дела. — Она ничем не лучше меня, это факт. О нет, готова спорить — не лучше». За переодеванием последовало занятие, если можно так выразиться, по практической критике. Потом она сказала: «Теперь ты мне веришь? Я была права, а ты не прав. Так и скажи. Элизабет —…» — «Да нет, ладно. Ты доказала свою правоту».
— В общем, выбора у меня все равно нет, — сказал он Лили. — Придется покорпеть, пока не сделаю.
— Давай я тебе что-нибудь приготовлю, что ли. Силы твои поддержать. И вообще. С днем рождения.
— Спасибо, Лили.
* * *
Он закончил писать рецензию не так уж поздно — в начале второго. В начале второго, и Кит почувствовал себя мудрым, и счастливым, и гордым, и богатым, и прекрасным, и смутно напуганным, и слегка безумным. И невероятно усталым. Йоркиля ожидали через двенадцать часов. И что думал по этому поводу наш герой? Только одно: в его глазах Йорк символизировал собой традиции, социальный реализм (как его понимал Кит), прошлое. Ведь Кит, в конце концов, целый день провел в жанре, за которым было будущее.
Лили — Лили ждала его.
— Не могу глаза закрыть. Не знаю почему.
108 
