очень нудно 
114 
Им с Лили пришлось выехать из башенки и переселиться в неприступно темную, но, как ни забавно, приятную комнату в подвальном этаже. Тут Кит с энтузиазмом принялся трудиться: разбивать на части, систематизировать и, наконец, приводить в алфавитный порядок огромный архив, накопившийся к его двадцатиоднолетию. Теперь ему хотелось внести в список, что жил с его свидетельством о рождении, новую запись, под «Джин 7». Не «Шехерезада ю» или даже «Шехерезада на», но «Глория 99Z*»! Существовало столько вещей, о которых он не знал, что они дозволены.
— Но я чувствую себя беззащитной, — сказала Лили, — когда ты зажимаешь мне руки.
— В том-то и смысл… И раз он такой маленький, почему ты не можешь взять его в рот целиком?
— Зачем он мне вообще нужен, целиком во рту?
— Давай дальше. Еще попробуй.
— Теперь у меня голова кверху ногами… Нет. Не буду. У тебя даже вид другой. Что с тобой такое произошло?
Лили говорила все это, но не в темноте — теперь уже нет.
У Глории Бьютимэн была тайна. Тайна титанического размаха. Глория втайне была замужем и имела троих детей. Что-то вроде этого по величине. Глория втайне была мальчиком. Что-то вроде этого по величине.
2. Омфал
— Как это, по-твоему, называется? Монокини, наверное.
— Только оно не как у тебя. Твое похоже на обычное бикини без верха.
— Она так делает, чтобы посмеяться над Йорком. Он пристает все время. Но она-то — как минимум на целое поколение продвинулась, да? Прямо как будто новый человек сюда приехал. Бикини-плавки?
— Спереди очень узкие… Интересно, она воском пользуется? Может, она под Риту решила закосить?
— Стринги? Да нет, над самой резинкой иногда чуть-чуть видно бахрому.
— Значит, бреет.
— Подстригает.
Верно, Шехерезада. Треугольник по форме равнобедренный. В отличие от твоего, простодушного равностороннего (это мое предположение) — или твоего, Лили.
— Набедренная повязка? Но тут же главное не перед.
— Нет, не перед. Зад. Оттуда так и вываливается.
— Это же просто трусы, которые врезаются в попу, только прикидываются шикарными — вот и все. Зад. А, поняла. Фиговый листок.
— Фиговый листок, пошитый на заказ.
— Да. Очень дорогой фиговый листок. Именно так — фиговый листок, вот что это такое.
Верно, Лили. Кто это сказал: «И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги» [86] . Это было в Эдеме, после грехопадения; фиговые листки понадобились только после грехопадения. Не следует забывать и про еще одно наблюдение (сделанное две тысячи лет спустя): «Стоит мне коснуться фигового листка, как он превращается в ценник». Верно, Лили. Все это верно.
Грация, самая недавняя (и последняя) спутница Адриано, росту в которой было пять футов десять дюймов, выдувала и пускала в него, развалившегося в кресле, радужные пузыри; рот ее за мыльным моноклем был сложен толстым бантиком. Лили сказала:
— Насчет сисек Глории: я понимаю, что ты имеешь в виду.
— М-м. При ней я себя чувствую какой-то неуклюжей… А вообще-то задница у нее все равно громадная.
— М-м. Все равно не задница, а блудница.
А Тимми уже приехал. Тимми прибыл — не пешком, но парой такси в связке. И не с вещмешком на спине. При нем была разветвленная династия кожаных чемоданов с монограммами плюс его виолончель. Его виолончель, напоминающая уложенную в гроб Руаа, с огромными детородными бедрами.
Но выход получился неплохой — выход Тимми. Длинный, стройный, расслабленный, неопределенный и почему-то хромающе-стильный — вроде закорючки, нацарапанной талантливой рукой…
* * *
— Б-р-р-р. М-м-м. — С этими словами Шехерезада устроилась на диване. — Уютно у камина.
— Уютно у камина, — сказал Кит.
Ах да — Шехерезада. Он встряхнулся. Сидя тут, перед огнем, со стаканом вина, Кит бросил попытки сделать грамматический разбор своего измененного состояния. Бросил и вернулся к тому, чем занимался, когда больше заняться было нечем (нередкое нынче положение дел): он лелеял воспоминание о тех тринадцати часах. Тринадцать часов составляли его тайну. Ничего особенного по размаху, если сравнить с двойной жизнью Глории или с параллельной вселенной. Интересно, было ли хорошо ей? «Тайна, — как однажды выразился один выдающийся воспитанник разума, — порождает обширное увеличение. Тайна, если можно так выразиться, делает возможным второй мир по соседству с миром явным». Кит обратился к Шехерезаде:
114 
