291 
– Он лжет? – спросила Мюриель Хранителя.
– Нет, этого ему не дозволено, – ответил ей древний старик-сефри.
– Что ты сообщил моему мужу? – спросила Мюриель Узника.
– Что он станет смертью или умрет сам. Теперь я знаю, что он выбрал. А ты, которая смердит женщиной-матерью, сможешь ли ты стать самой смертью?
– Я должна увидеть смерть убийц моей семьи.
– Тс-с-с. Это достаточно, – сказал Узник. – Я расскажу тебе об одном проклятии. Самом страшном проклятии. Самом ужасном проклятии, которое существовало на моем веку.
– Ваше величество, – обратился к ней Хранитель, – не слушайте его.
Но королева отмахнулась от предупреждения.
– И я смогу проклясть тех, кто забрал моих детей?
– О да. Легко. Легче не бывает.
– Тогда говори. Я слушаю.
– Ваше величество… – вновь попытался остановить ее Хранитель, но Мюриель прервала его на полуслове.
– Ты уже дважды пытался меня предостеречь, – отрезала она. – Ни слова больше, если не хочешь вообще лишиться слуха.
Вняв этой угрозе, сефри тотчас склонил голову.
– Хорошо, ваше величество, – покорно произнес он.
– А если не хочешь слушать наш разговор, отойди куда-нибудь в сторону. Когда ты мне понадобишься, я позову.
– Хорошо, ваше величество.
И она услышала, как зашаркали его шаги.
– Ты дочь королевы? – осведомился Узник, когда сефри достаточно удалился.
– Я сама королева, – ответила Мюриель. – Расскажи мне об этом проклятии.
– Я скажу тебе, что следует написать, и ты выцарапаешь это на свинцовой пластине, а потом положишь ее в саркофаг, который найдешь посреди города мертвых. Покоящийся там дух передаст твою просьбу тем, кто владеет проклятием.
Мюриель на минуту задумалась, но затем вспомнила последний вздох Фастии и сказала:
– Говори, что я должна написать.
Свечи в часовне замигали, словно их пламя всколыхнул порыв резкого ветра. Сакритор Хон встрепенулся, словно очнувшись от сна, хотя он совсем не спал, и нервно огляделся вокруг.
Но ничего подозрительного не обнаружил. В часовне было тихо.
Он уже почти успокоился, когда вдруг раздался пронзительный вопль. Он донесся из лазарета, в котором лежал чужестранец. Сакритор поспешно направился выяснить, что бы это могло значить.
Несколько недель назад двое мужчин в черном принесли в часовню незнакомого сакритору Хону господина. Судя по его дорогой одежде и тому, как с ним обращались его спутники, он, должно быть, являлся весьма влиятельным человеком. Он был тяжело ранен возле самого сердца, поэтому никакие снадобья и зелья уже не могли его спасти, разве только замедлили бы угасание жизни и оттянули ее конец. Однако в это утро дела неожиданно обернулись к худшему. Но удивил сакритора не этот поворот, а то, что у раненого хватило сил издать столь громкий крик.
Когда сакритор отдернул занавеску, незнакомец уже не кричал, но был жив. Совершенно голый, он стоял посреди комнаты, уставившись на нечто невидимое человеческому глазу и внушавшее ему дикий ужас.
– Господин, – обратился к нему сакритор, – вы уже проснулись.
– Правда? – прошептал тот. – А у меня такое чувство, что я еще сплю. И мне снится мерзкий сон.
– Святые оказались к вам благосклонны, – осенив его охранным знамением, произнес сакритор. – Я даже не предполагал, что вы сможете стоять на ногах. Еще сегодня утром, казалось, душа собиралась вас покинуть.
Раненый посмотрел на него таким взглядом, от которого у сакритора пробежали мурашки по спине.
– Где я? – спросил он.
– В часовне Святого Лоя в Копенвисе, – ответил сакритор.
– А где мои слуги?
– Они размещены в городе. Один из них стоит на страже за дверью. Позвать его?
– Погодите. Одну минуту. Я хочу узнать. Мой брат мертв?
– Я не знаю вашего брата, мой господин.
– А меня вы знаете?
– Нет, господин.
Незнакомец кивнул и погладил свою бороду.
– Кажется, и я тоже, – сказал он.
Сакритор не знал, как растолковать его слова, поэтому спросил:
– Вы что, потеряли память? – На веку священника уже встречались подобные случаи. – Иногда это бывает после сильного потрясения…
– Нет, я не это имею в виду. Я помню все слишком хорошо. Принесите мою одежду.
– Господин, но вам еще рано пускаться в путь.
– Думаю, это уже в моих силах. – Что-то во взгляде этого человека подсказало сакритору, что спорить с ним не следует.
В конце концов, сакритор стал свидетелем настоящего чуда. Если святые спасли человека от верной смерти, почему бы им не восстановить ему и здоровье?
Разумеется, рана еще не затянулась, но…
– Как пожелаете, господин, – поклонившись, ответил сакритор. – Однако прежде чем вы удалитесь, не желаете ли исповедоваться? Не позволите ли отпустить вам ваши грехи?
Незнакомец в недоумении уставился на него, слегка приоткрыв рот. Затем он издал звук, потом другой, весьма напоминавший смешок.
Только после третьего раза сакритор понял, что это и в самом деле был смех, но столь горький, что с ним не могла сравниться вся скорбь мира.
291 
