Это во второй раз.
Плоской нам мнится земля, меднокованным кажется небо… Зеленая от времени медь тяжко нависает над головой. Гремит сотней молотов. Два вихря: синий и зеленый. Два смерча, состоящие из нитей, пронизанных ледяным пламенем: мои честь и подлость, заискивание и гордыня, надежды и разочарования. Расту вверх. Я и небо существуем каждый сам по себе, тесно сплетясь пальцами, словно двое путников на краю пропасти. Хмурит брови гневный Зевс. Пояс, сотканный из вожделения, обвивает Пенно-рожденную Киприду[68]. Хромота кузнеца Гефеста, лукавство Гермия-Проводника; вспыльчивость лучника Аполлона. Олимпийское спокойствие, хохот богов… предчувствие удара в спину — это так по-человечески, и все же…
Запах яблок.
Номос — плоскость земли и медь неба. Дом в два этажа покои, кладовки, лестницы, коридоры… Космос все, что за этим. Множество иных Номосов, до которых мне нет никакого дела.
Два слова: внутри и вне.
Я — внутри; смысл — вне..
Скоро меня позовут в третий раз.
* * *
— Одиссей!.. ох, Одиссей…
Запах яблок — свежий, пронзительный. Две звезд обе синие. С неба опускается рука, вытирает мне пот. Ткань дышит прохладой.
Сова и змея, олива и крепость.
— Зачем?
Спрашиваю выдохом. Я безумец. Есть множество слов, так легко цепляющихся друг за друга: «Мог ли признать я Палладу Афину? — меня неизменно в тяжких трудах подкреплявшую, в горьких напастях хранившую верно…» Наверное, можно было бы набрать полную грудь воздуха. И вместо глупого выдоха «Зачем?» — целую гекатомбу, великое приношение из слов, дорогих и легких.
— Я не хочу потерять тебя снова…
Ласковые руки откидывают покрывало. Прохлада плещет на ногу — туда, где огнем горит рана. На немое, мертвое плечо. На лицо: переносицу щиплет. Яблочный аромат становится сильней. Мне стыдно и прекрасно.
— Глупая… раньше был не я. Я другой… Сейчас за это «глупая…» меня вместо прохлады сошлют в Тартар. До скончания времен. Или привяжут к огненному колесу, принудив кататься вечно от восхода к закату. Или подарят мою печенку очередному коршуну. Никогда не умел промолчать.
— Я знаю. Ты другой. Первый был груб; ты нежен. Второй был самонадеян; ты осторожен. Третий был неистов; ты спокоен. Я знаю, милый… ты — другой… У нее мягкие, добрые губы. Не знаю, смогу ли я назвать ее по имени.
— Мне никогда не расплатиться с тобой. Любая жертва покажется ничтожной…
— Молчи. Тебе нельзя разговаривать. Жертва… зачем мне жертва — от тебя? Я действительно глупая: радуюсь, что все случилось здесь, на Парнасе! Будь ты дома, я бы не смогла найти тебя…
Не спрашиваю: почему? Кажется, я догадываюсь. В плече пульсирует огонь. Отрадный, теплый. Зато под коленом пламя гаснет, кострище боли подергивается сизым пеплом. Боги, какое счастье — чувствовать свое тело!
Боги…
— Уезжай, милый! Прошу тебя! После того, что ты натворил в Спарте — я сильна, но моя Семья…
— Твоя семья? строга и ревнива?
— Да. Моя Семья. Мне еле удалось убедить их не трогать тебя сразу после клятвы. Пришлось сыграть на высокомерии: дескать, нелепо гневаться на камешек в сандалии, вынудивший споткнуться. Но вдвое нелепее хватать молот, дабы растереть камешек в пыль. Тем более что придуманная тобой клятва позволила Семье…
Молчу. Я — камешек. В сандалии.
— Уезжай! спрячься! Гроза пройдет мимо: я знаю, Отец и не взглянет в твою сторону! уезжай..
— Гроза?
Синие звезды туманятся. Меркнут. Тихий, печальный шепот:
— Ты устал. Хочешь, я расскажу тебе сказку?
— Страшную?
— Как водится. Страшную.
— Хочу.
— Тогда слушай. Давным-давно, когда Елена Прекрасная выбрала себе в мужья Менелая Атрида — жил-был в Фессалии герой Пелей-Неудачник…
— А почему Неудачник?
— Потому. Жизнь такая. В юности случайно убил сводного брата. Позже ненароком тестя прикончил. Был оклеветан женой друга, много страдал!.. казнил и друга, и жену…
— Бедняга.
— Да. И стало Семье жаль горемыку Пелея. Решили явить чудо. Из Неудачника сделать Счастливца. А в чем счастье смертных?
— Долголетие? удача в браке? богатство?
— Угадал. Ну, богатство — это проще простого. Сказано — сделано. С долголетием пришлось повозиться но тоже… два срока у мойр отвоевали. Остался удачный брак Что ты знаешь о тайне Прометея?
— Что и все: украл огонь, был наказан.
— Огонь… Разве это тайна — огонь? Тайна титана-Провидца была в другом: кто из богинь родит Зевсу будущего отцеубийцу?