очень нудно 
28 
* * *
Теперь – содержимое секретеров и картотек: нескончаемые приметы бытия, гражданского статуса. Счета и завещания, квитанции, справки, налоговые документы – вот она, медленная пытка жизнью. От одной этой волокиты можно наложить на себя руки. Тут любой надумает «закрыть глаза, забыться вечным сном».
Простояв на коленях Бог знает сколько времени, делаю только два более или менее неожиданных открытия.
Во-первых: Трейдер, вдобавок ко всем своим достоинствам, совершенно не стеснен в средствах. Смутно припоминаю, что его отец был большой шишкой в строительной индустрии и поднялся на волне промышленного бума на Аляске. Перебираю немногочисленные финансовые документы Трейдера: ценные бумаги, справки о налоговых льготах, свидетельства о регулярных и щедрых благотворительных взносах.
Во-вторых: Дженнифер никогда не распечатывала банковские извещения о состоянии текущего счета. Вскрытые конверты из налогового ведомства стопками громоздятся у нее на столе, а банковские извещения так и лежат нераспечатанными с ноября прошлого года. Ну, по ходу дела я исправляю это положение. Извлекаю на свет скромные расходные ордера и депозит на весьма приличную сумму. Спрашивается, почему бы ей было не ознакомиться с этой информацией? Вскоре нахожу ответ. Дженнифер не распечатывала извещения потому, что они не Есть некая странность в этой квартире. Я даже не сразу осознала, что именно меня удивило.
Отсутствие телевизора.
И уже на выходе – еще одна странная мысль: а ведь здесь жила дочь копа. В этом есть смысл. Это что-нибудь да значит.
* * *
Как и вся полиция, я цинична до предела. Это с одной стороны. А с другой, я никого не осуждаю. Мы вообще не судьи. Мы можем нагнать страху, можем задержать, доставить в управление. Но судить не станем.
Вернувшись с места кровавого побоища, наш беспощадный Хенрик Овермарс готов со слезами на глазах выслушивать душещипательные бредни любого пьянчуги. Я сама видела, как Олтан О'Бой вытряхнул в баре содержимое своего бумажника и отдал какому-то жалкому ханыге, от которого давным-давно отвернулись все знакомые. Кит Букер не может спокойно пройти мимо бездомного – непременно сунет ему доллар, да еще руку пожмет. Примерно так же поступаю и я. Нас легко растрогать.
Почему так получается? Потому, что в каждом из нас уживаются жестокость и сентиментальность? Не думаю. Просто мы не осуждаем. Не можем осуждать, потому как знаем: что бы человек ни совершил – это далеко не самое худшее. Он молодчина. Не изнасиловал младенца, не размозжил ему головку о стену. Не зарубил топором старика от нечего делать. Молодчина. Что бы он ни натворил, мы знаем: он мог сделать кое-что и похуже, однако не сделал.
Иными словами, мы с чрезвычайно низкой меркой подходим к человеческим поступкам.
* * *
После таких рассуждений, вечером того же дня, мне пришлось пережить самый настоящий шок. Я испытала чувство, которое посещает меня крайне редко, – страшный стыд. Он жег все мое тело. Хуже всяких приливов. Словно в одночасье на меня обрушился климакс.
Стою я у плиты и готовлю нам с Тоубом ужин. Вдруг звонит телефон, и мужской голос говорит:
– Э-э, можно попросить Дженнифер Рокуэлл? Отвечаю нараспев, как заправская телефонистка:
– Кто ее спрашивает?
– Арнольд. Арн.
– Минуточку!
Я застыла у раскаленной плиты. Решила, что надо гнуть ту же линию: говорить тонким голоском. Как и подобает женщине.
– Вы слушаете? Еще раз добрый вечер. Сегодня Дженнифер в отъезде. Мне поручено отвечать на звонки. Она оставила мне свой ежедневник. О, я вижу, у вас с ней на завтра назначена встреча?
– Да, вроде того.
– Очень хорошо. Арнольд…? Фамилия на букву Д?
– Дебс. Арн Дебс.
– Совершенно верно. Она просила уточнить, где и в какое время.
– Часов в восемь – годится? Прямо здесь, в «Малларде». В Охотничьем зале.
– Я ей передам.
В тот вечер за ужином я не проронила и пары слов. А ночью, когда мы погасили свет, Тоуб ни с того ни с сего потянулся ко мне… У Тоуба это не просто внезапный порыв. Это ответственная миссия. Как в фильмах про короля Артура, где рыцарь загодя готовит коня и взбирается в седло. Но все было проделано очень мягко, тепло и бережно – мне теперь нужно, чтобы это было только так. Я же веду трезвый образ жизни. Раньше я любила грубость, – а может, сама себя в этом убеждала. Сейчас даже мысль о грубом прикосновении мне отвратительна. Хватит с меня грубости. Наелась.
28 
