97 
Аллегра задумчиво пожевала губу и слегка нахмурилась, а затем молча скатилась с кровати.
– Ты куда? – спросила Элли, глядя, как Аллегра влезает в свое платье.
– Увидеть папу. Должна же я узнать, почему он даже не зашел, чтобы сказать мне «здравствуй».
– Но ты же спала.
– Неважно. Мог бы пожелать мне тогда доброй ночи! – фыркнула Аллегра.
Она застегнула платье и выбежала из спальни, гордо задрав свой маленький носик.
Лотти лежала, прижавшись щекой к груди мужа, слушая, как гулко бьется его сердце. Хайден глубоко вздохнул, сильнее обнял Лотти и прижался губами к ее волосам.
– Как я рад, что Стерлинг не пристрелил меня, – сказал он. – Тогда я не лежал бы сейчас здесь рядом с тобой.
– Жизнь – хорошая штука, верно? – сказала Лотти, подтягивая выше одеяло. Не успела она вновь устроиться в объятиях Хайдена, как раздался какой-то тонкий скрип.
– Ты слышишь? – спросила Лотти, приподнимая голову.
– Это мышь, наверное, – серьезно сказал Хайден, едва удерживаясь от смеха. – Очень большая мышь с красными глазами и длиннющим хвостом. Она только что проглотила очередную жертву и уже высматривает следующую.
– Я всего лишь хотела выгородить тебя, – с упреком сказала Лотти. – По-моему, выдумка удалась.
– Увы, – рассмеялся Хайден. – Все могло бы обойтись, если бы ты не запуталась каблуком в шнурке от корсета.
– По крайней мере, газетчикам будет теперь о чем написать. Уверена, что завтра во всех газетах будут во-от такие заголовки. «Кровавый Маркиз и Хартфордширская Проказница занимались любовью в гостиной, куда их загнала бешеная мышь!»
Лотти откинулась на подушку, гляда в залитое лунным светом окно. Хайден так долго лежал молча, что она подумала, не уснул ли он. Но Хайден вдруг приподнялся на локте и с любовью посмотрел на жену.
– Я должен рассказать тебе о Жюстине, – медленно сказал он.
Лотти покачала головой и ответила, погладив его по щеке:
– Я уже все знаю. Ничего не нужно рассказывать.
Он взял руку Лотти, поднес к губам и нежно поцеловал:
– Я думаю, что должен сделать это. Может быть, не столько для тебя, сколько для себя самого.
Лотти медленно кивнула, и Хайден заговорил – спокойно и неторопливо, словно рассказывал не о себе, а о том, что случилось с кем-то другим.
– Спустя три месяца после того, как мы вернулись из Лондона, стало ясно, что Жюстина беременна. Она, разумеется, не знала, что ребенок у нее от Филиппа.
Лотти зажмурила глаза. Благодаря Неду ей не нужно было спрашивать Хайдена, почему он был уверен в том, что это не его ребенок.
– Жюстина по-прежнему думала, что в ту ночь в Лондоне с ней был я. А у меня не было сил сказать ей правду. Узнав, что она беременна, Жюстина буквально ожила. Она часами шила для малыша чепчики, напевала колыбельные песенки и все время говорила, как будет хорошо, когда у Аллегры появится братик. Жюстина не сомневалась в том, что это будет мальчик, наследник, продолжатель рода. Мне же оставалось лишь прикидываться, будто я разделяю с ней ее радость.
– Представляю, как тяжело тебе было тогда, – прошептала Лотти и погладила Хайдена по руке.
– Я не знал, что мне делать. Ведь ребенок не был ни в чем виноват, не от него зависело, при каких обстоятельствах зародилась его жизнь. Единственное, что я мог придумать, это держать Жюстину в Корнуолле до тех пор, пока в Лондоне не улягутся и не забудутся все слухи, связанные с той проклятой ночью. Но кто-то из слуг привез из Лондона газеты, и они попались Жюстине на глаза. Там было описано все – ее измена, дуэль и смерть Филиппа.
Теперь Лотти впервые поняла, почему все с таким презрением относятся к газетчикам, падким до сенсаций.
– И что она сделала?
– Впала в жуткую депрессию. Такой я Жюстину не видел еще никогда. Целыми днями она не вставала с постели, а по ночам бродила по темным коридорам, словно уже превратилась в привидение. Никого она не желала видеть, даже меня и Аллегру. Я думаю, ей было стыдно посмотреть нам в лицо. – Тут Хайден покачал головой. – Я пытался объяснить Жюстине, что она ни в чем не виновата. Это была моя вина, я не должен был покидать ее той ночью.
Лотти прикусила губу, зная, что сейчас не время разубеждать Хайдена. Время придет потом, позже.
– А в одну ужасную ночь она исчезла. Мы со слугами обыскали весь дом, затем двор. Я уже не знал, что подумать, как увидел Жюстину стоящей на самом краю обрыва. Я позвал ее, бросился бежать к ней сквозь дождь и ветер, но, когда она обернулась и посмотрела на меня, я замер на месте. Я знал, что не имею права сделать хотя бы еще один шаг. Во взгляде Жюстины не проглядывало и тени безумия, лицо ее было спокойным и прекрасным. Сумасшедшим в эту минуту был скорее я сам. Я валялся у Жюстины в ногах, я умолял ее подумать об Аллегре и о том невинном ребенке, которого она носила под сердцем. Подумать обо мне, в конце концов. И знаешь, что она мне ответила?
97 
