очень нудно 
28 
— Потрясающе, правда? — сказала она, и Лаура со вздохом согласилась: да, мол, действительно необычное.
Необычное, это уж точно.
Что там требовал Франс? Длинное и женственное? Лаура улыбнулась. Платье длинное, а Шейла считала его очень женственным. Получите желаемое, сеньор, и предъявите его своим гостям в лучшем виде.
Платье на кровать, туфли на ковер, и вперед — готовиться к дебютному выходу в качестве супруги Франсиско Мендеса. А потом будет ночь. Для человека с его самомнением — очень долгая.
В семь Лаура вышла из-под душа. Ванна манила ее, но какой смысл залезать в такую огромную сияющую штуковину, если не собираешься воспользоваться хотя бы частью всех этих масел, шампуней, бальзамов? А это она не могла себе позволить. Не забывай, напомнила себе Лаура, ты готовишься не к вечеринке, а к мести.
Она завернулась в огромное пушистое полотенце, прошла босиком по мягкому ковру в спальню и вдруг застыла, услышав какой-то звук. Ручка двери повернулась, но, к счастью, Лаура закрыла ее на защелку.
— Лаура?
Франс. Ему ведь тоже надо принять душ и переодеться.
— Да? — с напускной небрежностью сказала она.
— Отопри дверь.
Ни «пожалуйста», ни «будьте любезны». Очередной приказ.
— Нет.
Молчание. Интересно было бы увидеть его лицо, лицо хозяина, не имеющего возможности войти в свои владения.
— Скоро придут наши гости.
— Твои гости.
— Черт побери, Лаура, открой дверь! Она улыбнулась. Как приятно уловить нотку раздражения в голосе этого самоуверенного властителя.
— Извини, но я одеваюсь. Ты же сам приказал мне одеться.
— Но я не говорил, чтобы ты запиралась. Это мои комнаты. — Франс не повышал голоса, вероятно, не хотел, чтобы Хуан или Долорес стали свидетелями того, как женщина, это никчемное существо, взятое им в жены, выказывает ему столь явное неповиновение. — Немедленно открой дверь.
И тут дверь дрогнула от удара. Лаура поспешно отступила. Разумеется, ему наплевать на то, что подумают слуги. Вот возьмет и вышибет дверь, ему это по силам. Ворвется в комнату, сбросит с нее полотенце…
Ее бросило в жар. Стоит ему схватить ее, сжать в объятиях, поцеловать, и она растает, потеряет контроль над собой, вцепится в него, шепнет его имя… О Боже!
— Нет. Не открою, пока не буду готова спуститься.
Ей показалось, что прошла вечность, прежде чем из-за двери донесся негромкий, пышущий злостью голос.
— Ты играешь с огнем, дорогая. Но тот, кто играет с огнем, рискует обжечься.
— А я советую тебе найти другое место, где можно приготовиться к вечеру.
— Я могу разнести в щепки…
— Да. — Ее голос предательски дрогнул. — Можешь. Тогда мы оба будем знать, что ты и впрямь дикарь.
За дверью послышался тяжелый вздох.
— Хочешь вести себя, как испорченная девчонка? Давай. Но только сегодня. Больше я тебе этого не позволю. Поняла?
— Да, поняла.
Франс ушел, Лаура опустилась на кровать. Ее еще бил нервный озноб, когда в дверь постучала Долорес. Домоправительница стала торопливо собирать веши своего хозяина. Белый смокинг, черные брюки, черная шелковая рубашка, белый галстук-бабочка. Да, сегодня ее муж предстанет настоящим красавцем… Только он тебе не муж, напомнила себе Лара. Он враг.
— Сеньора… — вежливо начала Долорес и замерла, уставившись на безобразное лимонно-зеленое платье, лежащее поперек кровати.
— Я знаю. — Лаура вздохнула. — Но он заслужил.
Интересный будет вечерок, думала она, запирая за Долорес дверь. После того, как все закончится, сочтет ли он, что приз достоин затеянной им игры?
В половине восьмого Лаура встала перед зеркалом. Выглядела она жутко. За время пребывания в Испании Лаура уже успела покрыться легким золотистым загаром. Блестящая зеленая ткань платья превратила золотистый оттенок в ядовито-желтый.
Не шло оно и к волосам. Лаура намеренно не стала сушить их феном, и они висели прямыми длинными прядями, что было плохо уже само по себе, но из-за цвета платья они еще и окончательно потеряли свой шелковистый блеск. Казалось, Лаура окунула голову в ведро с коричневой краской.
Закусив губу, она рассматривала себя в зеркало.
После рождения Мэри Лаура пополнела. Ей и самой не доставлял удовольствия этот факт, и пару раз, замечая в зеркале свое отражение, она задавала себе вопрос, помнит ли Франс то, прежнее ее тело и что он думает о нем теперешнем, с более полными грудями и округлившимися бедрами. Не то чтобы ее это очень беспокоило, не то чтобы она собиралась позволить ему увидеть себя нагой, но все же…
28 
