18 
С ласковой улыбкой Пеппер подала ему чашку. Ее позабавил страх в глазах Ричарда. Вне всякого сомнения, он долгие годы считал себя надежно защищенным от всяких неожиданностей. А напрасно!..
Вот и Симон Геррис. Подающий большие надежды политик, благовоспитанный семьянин... А на самом деле? Гомосексуалист, истинное наслаждение получающий от насилия над мальчиками — и чем они младше, тем для него приятнее! Еще в Оксфорде он был лидером тайного общества избранных, занимавшихся в числе прочего черной магией.
Пеппер и ему улыбнулась, заглянув в его полыхавшие яростью голубые глаза.
Алекс Барнетт тоже принадлежал к этому обществу, правда, недолго, но вполне достаточно, чтобы агентства по усыновлению детей раз и навсегда вычеркнули его фамилию из своих списков. А Пеппер Майденес отлично знала о неистребимом желании Джулии Барнетт иметь ребенка и о любви Алекса к своей жене.
В конце концов, очередь дошла и до Майлса Френча. В свое время он разочаровал Пеппер. Правда, Майлс вел в высшей степени активную сексуальную жизнь, но был весьма разборчив в выборе партнерш и хранил им верность.
Долго пришлось Пеппер ждать, когда появится что-нибудь стоящее. Но ее терпение было вознаграждено.
Три месяца назад восемнадцатилетняя дочь его друга везла в Англию кокаин, и ее должны были арестовать. Пеппер получила информацию, что она села в самолет в Рио-де-Жанейро и что наркотик у нее в рюкзаке. Когда же юная наркокурьерша прилетела в Хитроу, никакого кокаина у нее не оказалось.
Правда, самолет совершал посадку в Париже как раз в то время, когда там был Майлс Френч, и они вместе вылетели в Лондон. Каким-то образом Майлс, уговорил девушку избавиться от кокаина. Пеппер была уверена в этом, хотя доказательств, увы, не получила. Но даже без этих доказательств в ее папке было много такого, что наверняка разрушило бы его карьеру, не говоря уже о доброй репутации. Предполагаемый верховный судья замешан в скандале с наркотиками! Ему, как минимум, грозит запрет адвокатской практики!
Пеппер подождала, пока все четверо дочитали до конца свои досье. Улыбался один Майлс Френч. Пеппер, оценив его стойкость, тем не менее, не поверила в это напускное спокойствие.
Первым, захлопнув папку, заговорил Симон Геррис:
— Какого черта?! Что это значит?
Но хозяйка кабинета словно не заметила его ярости.
— Все вы прочитали врученные вам документы и, надеюсь, осознаете свое положение. Информация, заключенная в этих папках, стань она доступной общественности, не оставит от вас камня на камне.
— Вот оно что! — прошипел Симон Геррис. — Шантаж!..
Пеппер смерила его ледяным взглядом и спокойно проговорила:
— Возмездие.
Наконец-то. Они уставились на нее, ничего не понимая. Все, кроме Майлса Френча, который изогнул губы в дьявольской усмешке.
— За что, черт побери? — не выдержал Алекс Барнетт.
Улыбнувшись, Пеппер поднялась из-за стола.
— За изнасилование, джентльмены. Одиннадцать лет назад вы все, так или иначе, приняли участие в насилии надо мной. — Она помолчала, наблюдая, как меняются их лица. — Вижу, вспомнили, — издевательски добавила она.
— Зачем вы позвали нас?.. Что собираетесь делать?
Это спросил Алекс Барнетт, понимая и не желая понимать, какая беда свалилась на его голову. Конечно же, он помнил тот случай. Никогда не забывал о нем. Но ему казалось, что все это так же надежно похоронено в прошлом, как и другие неприятности, о которых он предпочел бы ничего не знать.
Алекс смотрел на Пеппер и видел богато экипированную даму, не в силах осознать происшедшую в ней перемену. Девушка из прошлого была тощей, оборванной и говорила так, что понять ее было почти невозможно. Она сражалась с ними, как тигрица, когтями впивалась им в щеки... Его передернуло, и он закрыл глаза.
— Что вы собираетесь делать? — повторил он свой нелепый вопрос.
Она все еще улыбалась, и это было чудовищно.
— Ничего. Конечно, если вы меня не вынудите...
С улыбкой наблюдая за мужчинами, она была настороже, готова ко всему, возбуждена, энергична.
Насилие. Для нее это было самое отвратительное слово в словаре, особенно если учесть то, что они сделали с ней. Никогда она не сможет забыть кошмар той ночи. Такое не забыть, и она помнила, сделав ненависть единственной движущей силой своего бытия. Ненависть вытащила ее из бедности и бесправия в тот мир, в котором она теперь жила.
18 
