Его чуткие пальцы жгли огнем все глубже и глубже, жаркая упругость вновь вошла в лоно, робко, словно нехотя, куда-то пропала, вернулась и опять исчезла, вынуждая Эмили искать ее своим телом. Тогда он наклонился, тронул губами набухший сосок груди, всосал, зацепил зубами; девушка стала биться в сладких судорогах, и Джастин вошел в нее до конца.
Эмили приглушила стон, рвавшийся из груди, впившись зубами в плечо Джастина; причиненная им боль была вместе с тем немыслимым наслаждением; но ее тело внезапно запротестовало, сжалось, и Джастин, до боли сцепив зубы, шаг за шагом был вынужден пробиваться дальше, обливаясь жарким потом. Девушка не на шутку перепугалась. Казалось, ее плоть не способна принять его, вот-вот произойдет нечто ужасное.
— Не могу, о боже, Джастин, я не могу принять тебя всего.
Раздвинув руками ее бедра, он доказал, что она ошибается, и полностью овладел заветным местом, вошел внутрь до конца, а когда из ее горла запросился наружу крик, его приняли горячие губы Джастина.
Нет, все не так, все совсем не так, как представлял эту первую ночь с возлюбленной Джастин. Он не думал, что Эмили окажется прижатой спиной к изголовью кровати, а он сам будет хрипеть, полуодетый и залитый липким потом. Однако опыт общения с этой девушкой учил, что ничего нельзя планировать и обдумывать заранее, если не хочешь ее потерять.
Он хотел продвинуться внутри, дать ее плоти время привыкнуть к близости; коснулся устами припухших губ, как бы извиняясь, и ощутил вкус соленой слезы; поймал на язык, чтобы она не скатилась по щеке. Эмили открыла глаза.
— Только без слез, ты же обещала, — напомнил Джастин.
В ответ она поцеловала его и улыбнулась.
— Без слез, — повторила Эмили, уперлась ладонью в его грудь, выгнула спину и приняла его плоть еще глубже и выше.
Джастин зарычал в экстазе, но успел заметить, как по ее лицу пробежала болезненная гримаска; подхватил ее за бедра и распластал под собой. Для себя он твердо решил: либо стереть из ее памяти всякие следы боли, либо славно погибнуть в бою.
По мере того как Джастин совершал свое волшебство, Эмили постепенно расслаблялась и наслаждение росло. Он не утомлял ее своей тяжестью, опершись на руки и мерно работая бедрами. Сейчас они стали единым существом, и, казалось, так было всегда. Эмили переживала ни с чем не сравнимые новые ощущения, отдавалась им вся без остатка, тонко всхлипывала, вначале пыталась помочь, а потом просто лежала недвижимо, желая лишь доставить удовольствие и получая его взамен.
— Эмили! — тихо вскрикнул Джастин. — Моя ненаглядная, моя сладкая Эмили!
Он нежно коснулся ее кончиками пальцев, и в то мгновение, когда она решила, что член не может стать больше и тверже, именно это и произошло, а потом случилось извержение вулкана; их губы слились, дабы заглушить крик страсти, рвавшийся из горла. Джастин навалился грудью сверху, обессиленный, и зарылся лицом в непокорных кудрях. Эмили провела губами по щетине, отросшей на подбородке, и ощутила вкус соленого пота. Она поняла, что в эту ночь оба нарушили клятву, некогда данную каждым из них.
Солнечные лучи ласкали спину, и возникало ощущение, будто он задремал на теплом песчаном пляже под синим небом, убаюканный мерным рокотом морского прибоя. Джастин почти не чувствовал прикосновения песка, казавшегося мелкой пудрой, и утопал в нем, как в мягкой перине. Не открывая глаз, он блаженно потянулся, вздохнул, и в ноздри ударил пьянящий аромат ванили, обольстительный и возбуждающий.
Герцог перевернулся на спину, еще раз потянулся и ощутил сладкую ломоту в натруженных мускулах. Открывать глаза совсем не хотелось. Хорошо бы поваляться так с недельку, не вставая. «Где я?» — лениво подумал Джастин, подивившись тому, что лучи солнца пригревают лицо, а значит, куда-то подевались плотные шторы, не пропускавшие в его спальню света и воздуха.
Он заставил себя открыть глаза и сразу понял, что лежит в кровати Эмили, приподнялся и натянул на себя простыню. Звуки, которые Джастин принял за шипение морских волн, имели иное объяснение. Шуршали нижнее белье и юбки, которые Эмили укладывала в большую ковровую сумку. Девушка стояла спиной к кровати, и на ней не было ничего, кроме рубашки герцога. Над головой ореолом сверкали солнечные лучи.
— Что ты делаешь? — спросил Джастин. Спросонья голос его звучал хрипло.
— Пудинг прижился в конюшне, так что я оставлю его здесь, о нем Джимми позаботится, — спокойно ответила девушка. — Как ты думаешь, может, мне завести кошку на новом месте? Мисс Винтерс терпеть не могла кошек, и в пансионе приходилось их прятать от нее, но теперь у меня будет свой дом. Кстати, чтоб ты знал, мне много не нужно. Мы с отцом были счастливы и в очень небольших квартирах. Можно даже сказать: чем меньше площади, тем больше нам нравилось. Доводилось жить в разных местах, но мне больше всего запомнился крохотный коттедж, который мы снимали в Брайтоне. — Она на мгновение задумалась, опустив руки, и с надеждой в голосе закончила: — Конечно, мне еще не приходилось быть любовницей на содержании, но я думаю, у меня получится.