Лёгкий, ненавязчивый романчик 
62 
– Темная клетка, – сказала Мэг холодно.
Доминик закрыл ставни. Заметив это, Мэг издала протестующий звук. В любую погоду она держала ставни открытыми. Она любила, когда лучезарное солнце свободно разливало свой свет по ее покоям.
И теперь, оглядывая комнату, освещенную только догорающим очагом, она почувствовала себя… именно как в клетке.
Когда Доминик хотел погасить и его, она не смогла подавить тихого жалобного крика. Он оглянулся, задумчиво посмотрел на нее и добавил еще несколько поленьев в огонь. У Мэг вырвался глубокий вздох облегчения.
Услышав его, Доминик улыбнулся: он понял, что ведет себя правильно. Первая битва была выиграна; она согласилась со своим пленом. Теперь они могут обговорить его условия.
Он сел в большое кресло и показал себе на колени:
– Садись. Я буду служить тебе.
Мэг неуверенно отступила. Бесчисленные маленькие колокольчики зазвенели и запели.
– О, – невольно произнесла она, замерев, и снова пошевелилась. – Как чудесно!
– Как пение цветов? – проговорил Доминик.
– Да, – ответила она, улыбаясь, несмотря на растерянность, – или как смех бабочек.
– Я рад, что мой подарок нравится тебе.
– Да, нравится, лорд… Доминик. Вы очень добры.
– Я рад и тому, что ты считаешь меня добрым, – сказал он с загадочной улыбкой.
Мэг осторожно опустилась Доминику на колени. Он приподнял ее и развернул боком, так что она наполовину опиралась на его левую руку. Мэг вопросительно взглянула на него.
Правой рукой Доминик взял утиную ножку с переполненного большого блюда. Мэг потянулась за едой. Но он вытянул руку, чтобы она ничего не могла достать.
– Нет, – возразил Доминик. – Я сам буду кормить тебя, соколенок.
Мэг бросила на него недоуменный взгляд. Доминик улыбнулся и оторвал от ножки белыми и крепкими, как у молодого пса, зубами кусочек мяса. Потом взял его в руку и поднес ко рту Мэг. Когда она попыталась взять мясо рукой, еда снова оказалась далеко.
– Нет, – мягко сказал Доминик. – У соколов нет пальцев.
Мэг от удивления раскрыла рот. Доминик ловко просунул кусочек мяса между ее губами.
– Вот, – пробормотал он, словно разговаривая с не прирученным еще соколом. – Ведь это совсем несложно, правда?
Медленно жуя, она покачала головой. Колокольчики на концах ее кос зазвенели, будто путы.
– Еще? – спросил Доминик.
Она кивнула.
Он мрачно улыбнулся.
– Некоторые соколы – особые, волшебные соколы – умеют говорить.
– О чем? – грустно поинтересовалась Мэг, пока Доминик отламывал новый кусочек мяса.
– Пища, вода, охота, неистовство полета…
– И свобода… – прошептала она.
– Да, – ответил он, протягивая пищу. – Думаю, непокорные соколы говорят об этом больше всего.
Принимая пищу из его рук, Мэг смотрела Доминику в глаза. В этом была какая-то загадочная близость. Связь, тонкая, как шелковая нить, возникала между ними с каждым кусочком пищи, которую она ела. Но когда блестящие нити свиваются в жгут, разорвать его уже невозможно.
И тогда в тишине, пронизанной мелодичным звоном ее пут, Мэг поняла, почему лучшие охотничьи собаки берут пищу только из рук хозяина и почему младенцы с молоком матери впитывают любовь к ней.
И почему соколы – самые свободолюбивые из Божьих созданий – едят только из рук хозяев, садятся только на их запястья, откликаются только на их особый зов.
– Пища тебе не по вкусу? – спросил Доминик.
– Она очень хороша.
– Тогда почему же ты перестала есть?
– Я думаю, о соколах и их хозяевах.
– У соколов нет хозяев.
– Они охотятся, только чтобы доставить радость хозяину.
– Соколы охотятся только ради собственного удовольствия, – возразил Доминик, просовывая еще кусочек между губами Мэг. – А их хозяева просто используют возможность заполучить добычу.
– Разве все люди так думают?
Доминик хмыкнул:
– Мне все равно, как понимают другие связь между соколами и людьми. Если дурак считает, что птица летает ради него, к чему мне переубеждать его?
Неторопливо жуя, Мэг обдумывала слова Доминика. Как только она проглотила последний кусок, перед ней появились хлеб и сыр. Она открыла рот – и почувствовала нежное прикосновение его пальцев к своим губам, когда он отнимал руку.
– Ты когда-нибудь отпускала сокола на свободу?
– Однажды.
– Почему?
– Птица не могла привыкнуть к путам.
– Да. Но все другие соколы привыкают.
62 
