очень нудно 
115 
Виктория вспомнила испуганную женщину, которая шла за Гастоном вверх по ступенькам два дня назад. Она верила, что сможет вступить в сексуальную связь на одну ночь и не затронуть свою душу. Вниз по узкой лестнице к ожидающему охраннику спускалась совсем другая женщина.
Дверь в салон открылась. Служанка склонилась над покрытым белой шелковой скатертью столом и вставляла в серебряный канделябр свечи из пчелиного воска. Её седые волосы покрывала чёрная сеточка. Увидев Викторию, она выпрямилась.
Виктория не сомневалась, что и служанка наверняка знала, кто она такая.
Служанка улыбнулась, от сморщенного лица повеяло теплотой.
— Вечер добрый, мадам. Джулс.
Она говорила с сильным акцентом кокни.
Охранник кивнул:
— Добрый, Мира. — И торопливо провёл Викторию к обитой красным ковровым плюшем лестнице у противоположной стены.
Из салона была видна вереница белых лакированных дверей, расположенных на втором этаже. Служанка в большом домашнем чепце толкала груженную бельем и чистящими средствами тележку по холлу верхнего этажа. Её фигура выделялась на фоне окружающей баллюстрады.
Виктория медленно поднималась по ступеням и смотрела вниз на длинные ряды покрытых белым шелком столов. Она повернула голову, чтобы увидеть блестящую темную кабину, из которой за ней наблюдал Габриэль. Откуда он покупал её.
Виктории всегда твердили, что грех уродлив. Дом Габриэля был столь же красив и изящен, как и его владелец.
На верхней площадке лестницы была электрическая люстра, тысячи мелких кристаллов сияли.
Раньше она считала, что здание Оперы — единственное открытое для публики заведение с электрическим освещением. И ошибалась. Всё в доме Габриэля освещалось электричеством, — люстры, светильники на стенах, — всё, кроме столов в салоне, где использовали свечи.
На верху лестницы начинался изогнутый коридор, устланный толстым красным ковром. В конце коридора, там, где он поворачивал направо, винтовая лестница, ведущая на третий этаж, освещалась еще одной люстрой. Страж толкнул ближайшую к салонной лестнице лакированную дверь. На ней был позолоченный витой номер «семь».
Ковер в спальне был темно-зеленый, на кровати лежало желтое шелковое покрывало. Окон не было.
Никто снаружи не сможет заглянуть внутрь. Прошлой ночью она видела эту комнату через полупрозрачное зеркало.
Зеркало было прямо перед ней, в изящной, как и вся комната, золотой раме. В отличие от комнаты оно выглядело безобидно.
Виктория не узнала женщину в отражении.
Волосы на затылке зашевелились.
Кто-то смотрит на неё?..
Только две пары глаз изучали ее: одна из них принадлежала охраннику, который стоял позади, другая была ее собственной, вглядывающейся внутрь полупрозрачного стекла вместо того, чтобы смотреть сквозь него.
Виктория видела не незнакомку, это была она сама.
Нижняя юбка из лампасной ткани с рисунком приглушенных желтого, зеленого и темно-красного тонов придавала объем бедрам Виктории. Короткий воротник-стойка из золотисто-коричневого рубчатого шелка переходил в глубокий и узкий V-образный вырез платья, тонко подчеркивающий шею и грудь.
Мадам Рене была гением.
Отчетливо сознавая полупрозрачность зеркала и смотрящего на неё охранника, — знал ли Джулиен, что было за стеклом? — Виктория вошла в комнату.
На прикроватной тумбочке находились серебряная упаковка презервативов и низкая белая баночка. На крышке была надпись «Дом Габриэля», так же как и на той, что стояла у него в спальне.
Джулиен молча наблюдал за каждым шагом Виктории внутри комнаты. Она же могла видеть любое его передвижение в зеркале.
Виктория повернулась спиной к посеребренному с одной стороны зеркалу и открыла верхний ящик. Там находились приспособления фаллической формы, о которых ей рассказывал Габриэль. Godemichés, как он их называл.
Они были… очень похожи на настоящие.
Один маленький, один средний и один… — в горле застрял смешок, потому что она вспомнила сказку братьев Гримм «Златовласка и три медведя» — «…как раз правильного размера».
В голове Виктории промелькнуло воспоминание о том, как мама держала Дэниеля на коленях. Ему было четыре. Восьмилетняя Виктория сидела у них в ногах, а мама читала сказку.
Виктория вдруг вспомнила, что у мамы был музыкальный голос. Она не могла вспомнить сказку, которую читала им мать, только несколько слов. «Я знаю, — сказал ангел, — потому что… я хорошо знаю свой цветок».
115 
