134 
Виктория представила, что почувствовал бы Габриэль без резинового покрытия своего мужского достоинства. Влажная плоть скользит во влажной плоти.
Жар, заливавший щеки Энн, передался и Виктории.
— Спасибо. Была бы очень признательна.
Виктория вспомнила баночку с мятными пастилками, которую Джулиен заставил её взять с ночного столика. Новую баночку так и не поставили.
Повинуясь минутному порыву, Виктория открыла верхний ящик, желая поделиться удивительными диковинками дома Габриэля с женщиной, которая обладала храбростью, чтобы преследовать свою страсть, вместо того, чтобы быть жертвой желаний.
Несколько секунд Энн смотрела на ряд искусственных фаллосов.
— Они называются godemichés, — спокойно сказала Виктория.
Энн слегка коснулась самого маленького…
— И Златовласка сказала: «Этот слишком маленький…» — Энн коснулась второго godemichés, — «А этот слишком большой». — Энн не дотронулась до третьего godemichés. — «А вот этот — в самый раз».
Виктория подняла изумленный взгляд на Энн.
В бледно-голубых глазах танцевал смех.
Растущее в груди Виктории хихиканье замерло от одного воспоминания о лице Габриэля. Она вспомнила его глаза, какими видела их в последний раз: серыми, а не блестящими серебряными.
— Я должна идти.
Сочувствие не должно ранить; Виктория разрывалась на части, видя сочувствие в глазах Энн.
— Мы все нуждаемся в том, чтобы нас любили, Виктория.
Каждый из нас нуждается в физической близости… Мы все нуждаемся в том, чтобы нас любили.
Было совсем неудивительно, что Габриэлю понравилась Энн Эймс. Она понравилась и Виктории.
Виктория сглотнула.
— Я не знаю, где он находится.
Имя «Габриэль» можно было не произносить, они обе подумали о нем.
— Он в соседней комнате.
Виктория хотела обнять Энн. Объятия не входили в её учебный курс. Габриэль был единственным взрослым человеком, к которому она выражала расположение и привязанность.
— Спасибо, — сказала она, чувствуя неловкость.
За то, что не судили Викторию. За то, что не судили Габриэля.
За любвь к ангелу.
Габриэль лежал поверх голубого покрывала, закинув левую руку на лицо.
На рукаве и спереди его рубашки виднелись пятна засохшей, побуревшей крови.
С бешено колотящимся сердцем Виктория прислонилась к дубовой двери.
Габриэль не спал, каждый его мускул выдавал напряжение тела.
— Ты не запер дверь, — сказала она. И повернула замок, тихо защелкнув его.
Габриэль не убрал руки, его голос был приглушен.
— Ты знаешь, кто я есть, Виктория.
Напряжение пронизывало воздух.
Габриэль был ранен.
Габррэль был опасен.
Она отошла от двери и коснулась петелек-застежек на своем платье.
— Я знаю, кто ты есть, Габриэль, и никогда не забуду.
Тихие звуки расстегивающихся металлических крючков прозвучали подобно миниатюрным выстрелам.
Какое-то мгновение она разглядывала испачканный кровью рукав, в следующий миг — Виктория уже смотрела в пустые серые глаза.
— Я — не ангел.
Холодный воздух проник в увеличивающийся вырез платья из рубчатого шелка.
— Я думаю, Габриэль, ангелы — не такие, как мы думаем о них.
Маленькая мышца в левом уголке его рта пульсировала в такт её сердцу.
— Я думаю, ангелы должны знать голод, или они не могут быть ангелами. — Виктория повела плечами, освобождаясь от платья. Падающий шелк соскользнул с атласного корсета, чуть задержался на пышном турнюре, миновал шелковые нижние юбки. — Я думаю, ангелы должны знать страсть, иначе они не могут знать любви.
Тяжелое шелковое платье растеклось большой лужей вокруг ее ног, — оно сильно отличалось от того шерстяного платья, которое она раньше снимала перед ним. Она сама сильно отличалась от той Виктории Чайлдерс, которая раньше раздевалась перед ним.
Сейчас Виктория была женщиной, которая не собиралась отрицать своих потребностей.
Ноздри Габриэля расширились, признавая превращение.
Виктория дотронулась до шнурка, держащего канифасовый турнюр.
Лицо Габриэля застыло.
— Спроси меня, Виктория.
Пышный, похожий на фартук турнюр упал на пол, приглушенно прошелестев.
Виктория взялась за тесемку нижней юбки.
— Спросить тебя о чем, Габриэль?
— Спроси меня, желал ли я Майкла.
Белая шелковая нижняя юбка пенилась поверх золотисто-коричневого платья. Она взяла тесемки второй нижней юбки.
134 
