очень нудно 
50 
Серебристые глаза в зеркале подстрекали Викторию продолжить.
«Как далеко вы намерены зайти в этой игре, мадмуазель?» — спросил он.
«Дальше, чем зашла сейчас», — подумала Виктория.
— И что же нравится мужчинам, мадам Рене? — неуверенно спросила она.
Скрип карандаша пропал, но его эхо все еще отдавалось где-то в ее ушах.
Металлический наконечник впился в основание ее левого бедра. Виктория ощутила его холодное прикосновение.
— Мужчины хотят, чтобы их желали. — Серебристые глаза в зеркале, не отрываясь, следили за пальцами мадам Рене, которые измеряли внутреннюю поверхность бедра Виктории, изгиб ее икры. — Не только ради секса с ними, но и за то, какие они есть. Мужчины, мадмуазель, хотят, чтобы их любили. Так же, как и мы, женщины, хотим, чтобы нас любили, oui?
Мадам Рене поднялась столь же стремительно, как и опустилась.
— Maintenant, уберите, s’il vous plait, волосы со спины.
Виктория медленно подняла руки, все выше и выше, завела их за спину и собрала волосы на голове.
Они были холодными, мокрыми и тяжелыми.
Ее грудь была холодной, тяжелой и набухшей.
Взгляд, наблюдающих за ней серебристых глаз, был холодным, суровым и напряженным.
«Он — хозяин», — говорили они. «Он — шлюха», — предупреждали они. «Он — убийца», — угрожали они.
Она смотрела на неприкасаемого ангела.
— Как женщина любит мужчину, madame?
Сантиметр соединил лопатки Виктории.
— Она должна целовать его, чтобы показать, что хочет его?
В воздухе заискрились электрические разряды.
— Она должна ласкать его соски, чтобы доставить ему удовольствие? — Пальцы мадам Рене зажали один конец сантиметра на левом плече Виктории, а другой — на правом.
— Она должна принимать его в свое тело, чтобы показать, что ни ему, ни ей больше нет нужды быть одинокими?
Мадам Рене убрала свои руки.
— Мужское тело не сильно отличается от женского, мадмуазель. Им нужно то же внимание, что и нам, женщинам.
Долгий скрип карандаша. Нехватка кислорода.
— Женщина, мадмуазель, не боится исследовать тело мужчины, когда хочет узнать, что приносит ему удовольствие.
Майкл и Габриэль были друзьями.
«Ключ к пониманию Габриэля, — подумала Виктория, — лежит в этой дружбе».
— А месье Мишель столь же одарен, как и Габриэль? — опрометчиво спросила она.
Ощущение опасности проникло сквозь эротическое напряжение.
«Ты зашла слишком далеко», — говорили ей серебристые глаза.
Каждый нерв в теле Виктории кричал ей об этом.
Металлический наконечник впился в кожу ее правого плеча.
— Они оба имеют репутацию des etalons, — сантиметр, твердо прижатый одним концом, прошел через спину Виктории до ее талии, — жеребцов.
Тепло пальцев мадам Рене исчезло; вместо него появился скрип карандаша.
Грудь Виктории поднималась и опускалась в такт биению ее сердца.
Ее поза ничего не скрывала от Габриэля, все было на виду: полнота ее груди, беззащитные подмышки, отчетливо выступающие ребра и подвздошные кости, темный треугольник волос.
Выглядывающие снизу темно-розовые губы.
То, что раньше бездействовало, сейчас набухло от желания.
Он видел это?
Модистка заметила это?
— Мужчине необходимо иметь большое достоинство, чтобы удовлетворить женщину? — спросила Виктория, ощущая биение сердца где-то у себя в горле.
— Non. Но того, кто работает un prostituee, сложно назвать обычным мужчиной. Женщины не хотят платить за un bite, который не длиннее их собственных пальцев, мадмуазель.
Un bite.
У Виктории не было проблем с пониманием французской речи модистки.
Называл ли Габриэль свой член un bite?
На каком языке он разговаривал с женщинами, которые его покупали: французском… или английском?
— Насколько большим должно быть у мужчины его достоинство, madame, чтобы его прозвали… жеребцом?
Металлический наконечник впился в кожу на левом плече Виктории. Мадам Рене, считая вслух, стала отмерять необходимые ей дюймы, отмечая их ногтями на сантиметре.
— Один дюйм… два дюйма… три дюйма… пять дюймов… — Острые ногти измерили расстояние между лопатками Виктории. Ей казалось, что нечто проникает в ее влагалище с каждый дюймом все глубже и глубже. — Шесть дюймов… семь дюймов… восемь дюймов… девять дюймов…
Виктория не могла дышать. Серебристые глаза в зеркале сменились видением мужского члена — члена Габриэля — восемь дюймов длиной, девять дюймов длиной…
50 
