16 
Толпа стояла поодаль, с восхищением смотря на свою работу. Я увидела, как мамаша Джинни поднялась на ноги и стояла, неотрывно глядя на свою хижину.
Все замерли, когда мамаша Джинни подошла к двери дома и вошла в пламя.
Казалось, тишина длится вечность. Все ждали, когда она выйдет, но этого не произошло.
Тогда кто-то крикнул:
— С ней и ее котом покончено! Где мальчишка, ведьмин шалопай?
Опять воцарилось молчание. Мое сердце бешено заколотилось. Вдруг Джекко подался в сторону. Я услышала шепот:
— Прыгай ко мне.
Потом я увидела Дигори, и у меня отлегло от сердца.
— Поехали, — сказал Джекко. — Торопись!
Мы молча двинулись через лес.
— Куда? — спросила я.
Я взглянула на Дигори, который прижался к Джекко.
Его лицо было бледным, вся его бравада куда-то делась.
В этот момент меня охватила нежность к этому мальчику.
Мы выехали из леса, и Джекко пустил лошадь в легкий галоп.
— Ты думаешь, они будут нас преследовать? — окликнула я.
— Возможно, если узнают, что мы там были.
Поднимаясь по склону, мы увидели серые башни Кадора. Джекко внезапно остановился.
— Я вспомнил о «Собачьем доме».
— О да! — воскликнула я. — Это подойдет.
«Собачьим домом» называли сарай недалеко от конюшни. Джекко использовал его для хранения вещей, необходимых для ухода за животными. Единственный ключ от сарая был у Джекко.
— Это самое безопасное место, — сказал он.
Джекко спрыгнул с лошади и помог Дигори. Мальчик был, казалось, в шоке и не узнавал нас.
Джекко открыл дверь и мы вошли внутрь. Там стояли собачьи корзины, мешки с горохом, которым Джекко кормил своих петухов. Здесь стоял запах, как в амбаре.
— Тебе здесь будет хорошо, — сказал он. — Сюда никто не осмелится войти. Мы принесем тебе одеяло и еду, так что тебе нечего беспокоиться.
Дигори все еще молчал.
— Ну вот, — сказал Джекко. — Мы придем попозже посмотреть, все ли у тебя в порядке. Аннора, принеси несколько одеял, только действуй осторожно. Сейчас мы отведем лошадей на конюшню.
Мы оставили Дигори в сарае, закрыв его снаружи.
Мальчик все еще не мог прийти в себя. Я подумала о том, сколько ужасного ему пришлось пережить в эту ночь.
Когда мы вышли из конюшни, Джекко сказал:
— Он пробудет там до возвращения отца, только он знает, что нужно делать.
Я чувствовала громадное облегчение: «Да, отец знает, как поступить в таком случае».
— Ничего бы не произошло, если бы он был здесь, — сказала я. — Мамаша Джинни мертва. Она вошла прямо в горящий дом.
— Она убила себя.
— Нет, — сказала я, — они ее убили. — И прошептала еле слышно:
— И Рольф был одним из них. Как он мог? Рольф, мой Рольф! Я бы никогда этому не поверила, если бы не видела своими глазами.
Мне хотелось чем-то занять себя, что отвлекло бы меня от мыслей о происшедшем, но я знала, что это невозможно.
Передо мной стояла довольно трудная задача: мне нужно очень осторожно войти в дом. Я не знала, кто находился в доме. «Скоро они должны вернуться из леса, сделав свое страшное дело», — думала я.
Я прошла в бельевую и, взяв несколько одеял и подушку, вернулась в «Собачий дом», где Джекко уже с нетерпением поджидал меня. Он взял принесенное и устроил постель на соломе. Дигори стоял рядом — его мысли, я знала, были далеко. Когда мы велели ему лечь, он подчинился.
Джекко опустился на колени рядом с ним. За внимание, которое Джекко проявил к Дигори, я любила брата еще больше.
— Теперь все будет в порядке, — сказал он. — Они не придут сюда. Ты пробудешь здесь до возвращения отца, он знает, что делать.
Джекко встал и посмотрел на меня.
— Утром мы принесем ему еды, но ты должна быть осторожна со старухой Пенлок, — сказал Джекко. — Вот ключи, — продолжал он, повернувшись к Дигори и вложив их ему в руки. — Закройся, когда мы уйдем, и не открывай никому, кроме нас. Понял?
Дигори неуверенно кивнул. Глядя на него, мне хотелось плакать. Я сделала для себя новые открытия в характерах Дигори, Джекко и, больше всего, в людях, которых до этого считала самыми обычными. Но то, что этой ночью я узнала о человеке, который был для меня идеалом, сильнее всего ранило меня.
Мы осторожно вошли в дом. Я прокралась в свою комнату, разделась и легла в постель.
Я лежала, глядя через окно на тонкий лунный серп, и не могла избавиться от звука голосов, зловещего видения зажженных факелов — всего, что случилось в эту ужасную ночь. Меня выбросили грубой рукой из детства, и я уже никогда не буду такой, как раньше.
16 
