очень нудно 
56 
Я это сказала. Я вложила в эти слова этакую театральную значительность, что-то неоспоримое, чтобы показать, что это больше чем бегство от него, это возвращение к тем, кого Жан иногда называет «твоими»… «Твои» – это то слово, которым он иногда пользуется, чтобы обозначить всё то, что ему неведомо в моей жизни. Он говорит «твои», словно речь идёт о каком-то враждебном племени, кого он инстинктивно ненавидит, «твои» – те, о ком он говорит с глубоким недоверием в те часы, когда глаза его так ясно вопрошают меня: «Откуда ты явилась? Кто ты есть?..» – когда он, кажется, хочет разглядеть в моей тени столько почти неразличимых и еле видных теней исчезнувших образов, переиначивавших меня каждый по своему образу и подобию… они всё тоже были «другого мнения». Из-за них ли только Жан в такие минуты, как эта, приходит от меня в отчаяние?
Любовь – то единственное, что нас связывает, – отдыхает, забившись в какой-то тёмный уголок, и вот мы стоим друг против друга, не друзья, не родные… Всё – ругань, неуклюжие фразы, быть может, даже разрыв – было бы лучше, нежели наша пагубная игра, которая может длиться бесконечно, хотя у Жана такой малый запас терпения: если он дог, то я кошка, взобравшаяся на самую макушку дерева…
Жан, мой нелюбимый любимый… Ещё раз мы идём по разным дорогам. Я с горечью возвращаюсь к тому времени, когда называла его «моё маленькое приключение», «мой Прохожий»… А он, видимо, в своих мыслях возвращается к дням моего изначального совершенства и вновь переживает первые недели нашей любви, задним числом расцвечивая их запоздалой поэзией, – это был тот период, когда он вдруг стал в меня верить, в то, что это надолго, и в то, что я полностью подчиняюсь его воле. Он, видимо, повторяет про себя слова, которые находил в то время, чтобы возвеличивать мои малые добродетели: моё глухое молчание превращалось в его устах в «мудрую задумчивость», а моя всегдашняя лень, которая так бесит его теперь, как полное равнодушие ко всему обессиленной странницы, восхищала его в те дни как проявление королевской невозмутимости.
Мы сидим, исполненные терпения, на берегу моря и глядим на островки, кажущиеся отсюда пятнами на его глади, и уж в который раз ждём, ждём, пока какая-нибудь случайность, вроде той, что давеча нас разъединила, снова нас сблизит – а если этого не случится, то нас кинет друг к другу мутная волна сладострастия, которая незаметно набежит и швырнёт тебя и меня на неблагодарную почву чувственной любви. Ну вот ты, до чего ты дошёл? Всё ещё обвиняешь меня? Сделай одолжение, увеличивай мои недостатки. Когда они разрастутся, как снежный ком, во мне не останется ничего светлого и я буду для тебя подобна грозовой туче, из которой вот-вот посыплется град, – скажи, что тебе это даст?..
Что до меня, то я задержалась на той остановке путешествия, приведшего нас сюда, которая имела для меня символическое значение. Я по-прежнему проживаю тот прекрасный день, который мы провели в горах. Забравшись на вершину и выпрямившись во весь рост на рыжих руинах замка, ты пил голубой воздух, что свистел между рядами стеблей лаванды. Твой восторг, искренний, но всё же несколько взбодрённый литературными ассоциациями, заставлял тебя вслух восхищаться раскинувшимся внизу видом, городками, долинами, целой провинцией с чётко очерченными горами и холмами границами… Ты словно заново открывал её для себя, вороша в памяти эпизоды её истории, и искал в её убранстве следы шагов её завоевателей…
Я стояла, прижавшись к тебе, ты обнимал меня сильной рукой, и твои вздрагивающие пальцы отбивали ритм твоих слов… Я стояла рядом непокорная, несоответствующая твоему настроению из-за ящерицы, появившейся вдруг и таинственным образом исчезнувшей, из-за султана душицы, который закачался от пролетевшего шершня, из-за крика невидимого пастуха… Я рассматривала гору не в целом, а только в отдельно взятых подробностях, весьма ограниченным, хоть порой и не лишённым проникновения особым взглядом, присущим близоруким женщинам…
Как только ты это заметил, твоё воодушевление разом улеглось, и, пока ты исподтишка изучал меня, я чувствовала себя, хотя и по-прежнему висела на твоей руке, очень далёкой от тебя и при этом такой маленькой, что ты мог бы унести меня, однако настолько тяжёлой, что я помешала бы твоему парению…
Вспоминаешь ли ты в те минуты, что и я, тот день, проведённый в горах? Отсчитываешь ли ты с того дня часы, когда, о безумие, нам казалось, что мы можем вырваться из объятий друг друга?..
56 
