Отец был очень хорошим, мягким человеком; работал он в Сити. Каждый день от нашего причала одна из лодок, которой правил слуга в синей ливрее, отвозила его вниз по реке. Иногда матушка носила меня к причалу, чтобы проводить его. Она просила меня махать рукой, чтобы отец с любовью мог смотреть на меня, пока лодка не унесет его слишком далеко.
Большой, просторный, с большим залом, многочисленными спальнями и комнатами для гостей, зимней гостиной и тремя лестницами бревенчатый дом с фронтоном был построен моим дедом. В восточном крыле каменная винтовая лестница вела в спальни, расположенные в мансарде, где жили наши слуги. Были еще маслобойня, коптильня, прачечная, пекарня и конюшни. У отца было много акров земли, которую обрабатывали люди, живущие в его имении; была также скотина — лошади, коровы и свиньи.
Наши земли граничили с землями аббатства Святого Бруно, и отец дружил с несколькими мирскими братьями, поскольку было время, когда он чуть не стал монахом.
Между домом и рекой раскинулся сад, которому матушка придавала очень большое значение. Там она почти круглый год выращивала цветы — ирисы, тигровые лилии, лаванду, розмарин, левкои и, конечно, розы. Однако дамасская роза была ее любимицей.
Матушкины лужайки были гладкими и красивыми, благодаря близости реки они всегда зеленели; и она, и отец любили животных. У нас были собаки и павлины; как часто мы смеялись, глядя на этих птиц, важно вышагивающих, расправив свои красивые хвосты, самки с простым оперением следовали за своими самовлюбленными повелителями. Одно из моих первых воспоминаний — я кормлю их горохом, который они очень любят.
Мне всегда доставляло удовольствие сидеть на каменной стене и смотреть на реку. И сейчас, когда я гляжу на нее, она, как ничто другое, дает спокойствие и умиротворение. А в те дни в моем счастливом доме я чувствовала себя в полной безопасности, которую я в то время не ценила. Я не была достаточно умна, чтобы понимать это, и принимала все как само собой разумеющееся. Но меня быстро лишили моей самодовольной молодости.
Я помню день, когда мне исполнилось четыре года Я любила наблюдать за идущими по реке судами, и, так как мои родители не могли отказать себе в удовольствии потакать мне, мой отец часто брал меня на берег — мне запрещалось ходить туда одной, потому что их приводила в ужас одна мысль о том, что с их единственным любимым ребенком может случиться какое-нибудь несчастье. Там отец сидел на низкой каменной стене, а я стояла на ней. Он крепко обнимал меня рукой, показывая мне проплывающие мимо лодки, иногда он говорил:
— Это милорд Норфолк, — или:
— Это барка герцога Суффолка.
Он немного знал этих людей, потому что иногда, по роду своей службы встречался с ним.
В этот летний день мы услышали музыку, доносившуюся с большой барки, идущей вверх по реке. Рука отца крепко обняла меня. Кто-то играл на лютне, кто-то пел.
— Дамаск, — тихо сказал он, будто боясь, что его подслушают, — это королевская барка.
Она была красивая — самая большая из всех, которые я видела. Ее украшали шелковые разноцветные флаги, я видела на барке людей, солнце играло на драгоценностях, сверкающих на их камзолах.
Мне показалось, что отец хочет забрать меня и пойти домой.
— О нет, — запротестовала я.
Казалось, он не слышал меня, но я чувствовала его нерешительность, он вдруг изменился, выглядел не таким сильным и умным, как всегда. Хотя я и была маленькой, мне стало страшно.
Он поднялся, и крепко обнял меня. Теперь барка подошла совсем близко, громко звучала музыка. Я услышала смех, а потом вдруг увидела великана человека с золотисто-рыжей бородой и казавшимся огромным лицом, его голову покрывала усыпанная драгоценностями шапочка, на его камзоле тоже сияли самоцветы. Возле него находился мужчина в алых одеждах, и великан, и мужчина в красном стояли очень близко.
Отец снял шляпу и стоял с непокрытой головой. Он шепнул мне:
— Сделай реверанс, Дамаск.
Мне не нужно было этого говорить. Я знала, что находилась в присутствии богоподобного создания.
Видимо, мой реверанс оказался удачным, ибо великан засмеялся и помахал рукой, унизанной кольцами. Барка проплыла мимо; отец вздохнул свободно, но все еще продолжал крепко держать меня и смотреть вслед барке.
— Отец, — воскликнула я, — кто это? Он ответил:
— Дитя мое, на тебя обратили внимание король и кардинал.