138 
– Пожалуй, ты права. Любишь купаться в лучах прожекторов, Марни? Столько лет тебе приходилось играть в эту игру! Копы, Служба защиты детей, Труди. Ну, ты сбежала, урвала свое, но тебе же все мало. И ты хитра. Когда случай пинает тебя в зад, ты знаешь, как повернуться и ухватить его за башмак.
– Ты все это придумываешь, потому что не знаешь, что было на самом деле.
– О нет, я знаю. Должна признаться, ты меня восхищаешь, Марни. Все эти планы, вся эта игра на публику. Ты здорово умеешь проворачивать такие трюки. Конечно, она попалась. Приехала сюда, решила меня шантажировать. Потом пустила в ход свой старый трюк: нанесла себе побои, чтобы потом свалить на кого-то. Если бы не это, тебе пришлось бы еще бог знает сколько месяцев изображать кроткую маленькую женушку и послушную невестку. А так ты все провернула по-быстрому. Ну, давай, Марни. – Ева наклонилась вперед. – Ты же хочешь мне рассказать? Кто поймет тебя лучше, чем я? Ведь я сама через это прошла. Она и тебя заставляла мыться в ледяной воде каждый вечер? Драить ее кухню зубной щеткой? Сколько раз она запирала тебя в темноте, сколько раз напоминала, что ты ничто и звать тебя никак?
– Что тебе за дело до того, что с ней стало? – тихо проговорила Марни.
– А кто сказал, что мне есть дело?
– У тебя ничего нет. Эти вещи? – Она указала на мешок с уликами. – Мама Тру подарила их мне, она меня любила.
– Она никого на свете никогда не любила, кроме себя самой. Но не исключено, что ты сумеешь заставить присяжных в это поверить. Как ты думаешь, Пибоди?
Пибоди задумчиво поджала губы, словно размышляя над ответом.
– Шанс у нее есть, особенно если задействует свои водокачки. Но если учесть все остальное, шансы резко падают. Понимаете, лейтенант, против нее на одном умысле можно сшить целое дело. Она долго выжидала, долго готовилась. Выдала себя за другую… Само по себе это мелочь, но вкупе со всем остальным… – Пибоди пожала плечами. – Если учесть, что на это она пошла, планируя убийство… Черт, дайте это присяжным. Скажите им, что она вышла замуж за сына жертвы с единственной целью втереться в семью и убить свою бывшую приемную мать. Трезвый холодный расчет. Долго выжидала в засаде. Добавьте фактор денег, убийство из корыстных побуждений. Ей светит пожизненное. Тяжелый случай. – Пибоди перевела взгляд на Марни. – Может, вы сумеете нас убедить, что убийство было непреднамеренным? Может, представите это как случай самозащиты? Пока мы вам еще сочувствуем.
– Может, мне следует пригласить адвоката?
– Прекрасно. – Ева оттолкнулась от стола. – Мне от этого ни жарко, ни холодно: я тебя приперла к стенке, Марни. Можешь приглашать адвоката, это твое право. Но попробуй только это сделать, и ты потеряешь львиную долю моего сочувствия и восхищения. У тебя есть адвокат на примете? – спросила она небрежно. – Если хочешь, защитник может быть назначен тебе судом.
– Погоди, погоди! – Марни схватила банку с вишневой шипучкой и торопливо глотнула. Когда она поставила банку на стол, наивная бесхитростность в ее взгляде бесследно исчезла. – А если я тебе скажу, что она собиралась обглодать тебя до костей? Тебя и твоего мужа? Я ее остановила. Это должно чего-то стоить, разве нет?
– Конечно. Мы об этом поговорим. – Ева опять села. – Но тебе придется все мне объяснить. Почему бы нам не начать сначала?
– Почему бы и нет? Видит бог, мне до смерти надоела Зана, это ты верно подметила. У тебя там мое досье? Колония для малолеток и все остальное?
– Да.
– Там еще не все сказано. Ты же знаешь, как это бывает. Меня все пинали, как мячик, когда я была еще вот такой соплей.
– Я видела твою медкарту. Тебе здорово досталось.
– Я научилась лягаться в ответ. Я сама о себе заботилась, потому что помощи мне было ждать неоткуда. – Марни с отвращением оттолкнула банку с остатками шипучки. – Можно мне кофе? Без сахара.
– Я принесу. – Пибоди встала и направилась к двери.
– Государственная система ни на хрен не годится. Хоть убей, не понимаю, как ты можешь на нее работать после всего, что она с тобой сделала.
Ева сидела с каменным лицом.
– Я люблю все держать под контролем.
– Ясно, ясно, это я понимаю. У тебя есть жетон, есть эта пушка. Можешь драть задницу кому угодно, когда угодно, сколько душе угодно. Могу понять, как тебе это нравится. Хоть немного душу отвести.
– Давай поговорим о тебе.
– Мой любимый предмет. Итак, они наконец забрали меня у моей ссученной мамаши, и что они сделали? Бросили меня на съедение Труди. Поначалу я подумала: «Эй, мне это нравится. Приличный дом, хорошая жратва, добренькая тетенька и ее сынок». Но она оказалась хуже моей матери. Ты же знаешь.
138 
