очень нудно 
29 
— Канцелярия мэра сегодня подтвердила, что известный вашингтонский психиатр, доктор Тереза Курт, включена в группу по расследованию убийств, связанных со Священником. С самой доктором Курт, внучкой сенатского долгожителя Джонатана Райтмора, связаться не удалось. В убийстве по меньшей мере трех женщин подозревается мужчина по прозвищу Священник. Его жертвы были удушены с помощью епитрахили — аксессуара облачения католических священников. С помощью доктора Курт полиция продолжает расследование, начатое еще в августе.
— Неплохо, — пробормотал Бен, — ваше имя упомянуто три раза.
Тэсс подошла к телевизору и с раздражением выключила его. Бен даже не пошевелился.
— Еще раз спрашиваю, что вам от меня нужно? Голос ее звучал ровно. Не желая уступать, Бен вытащил сигарету.
— Завтра в восемь утра в мэрии пресс-конференция.
— Мне сообщили.
— Вам следует ограничиться общими замечаниями. По возможности избегайте подробностей. Орудие убийства прессе известно, но, что касается записок и их содержания, нам удалось сохранить в тайне.
— Бен, разве я похожа на идиотку? Уж как-нибудь справлюсь с вопросами.
— Не сомневаюсь. Ведь речь идет о деле, а не личной популярности.
Тэсс открыла было рот, но лишь шумно вздохнула, не стала давать волю чувствам, считая это бессмысленным: дурацкое, хотя и горькое замечание не заслуживает внимания. Она считала, что этого типа, разыгрывающего из себя судью, нужно корректно, хладнокровно выпроводить отсюда.
— Ты, мерзкий, безмозглый, бесчувственный осел, — снова зазвонил телефон, но никто на него не обратил внимания, — что ты себе позволяешь?! Врываешься в дом и начинаешь нести всякую чепуху!
Он огляделся по сторонам в поисках пепельницы и, не обнаружив ее, воспользовался небольшим, ручной работы блюдом. Рядом с ним стояла ваза со свежими хризантемами.
— Да? И что же это за чепуха?
Она стояла навытяжку, словно солдат, а он небрежно облокотился о стол, стряхивая время от времени пепел в блюдо.
— Давайте все расставим по своим местам. Лично я журналистам не говорила ничего.
— Никто этого и не утверждает.
— Ах вот как? — Она сунула руки в карманы юбки, которую не снимала в течение четырнадцати часов. Спина у нее ныла, сосало под ложечкой, но больше всего ей сейчас не хватало рассудительности, которую она с таким трудом внушает своим пациентам. — Я несколько иначе оцениваю ситуацию. К вашему сведению, мне обещали не упоминать моего имени в связи с этим расследованием.
— Не хотите, чтобы стало известно о ваших связях с полицией?
— А вы умник, не так ли?
— Да еще какой! — Бен наслаждался тем, что удалось вывести ее из себя. С пылающим лицом она крупными шагами расхаживала по комнате. Внутри все клокотало, но то был холодный гнев, ничего похожего на злобные выкрики, битье посуды и прочее, к чему он давно привык. Что ж, так даже интереснее…
— Что бы я ни сказала, у вас на все есть ответ. А не приходило ли вам в голову, детектив, что мне вовсе не хочется, чтобы пациенты, коллеги, друзья расспрашивали меня об этом деле? Вы знаете, что я вообще не хотела за него браться?
— Так почему же взялись? Гонорар ведь ничтожный!
— Потому, что меня убедили, что я могу быть полезной. И если бы я в этом усомнилась, я просто послала бы вас с вашим расследованием ко всем чертям. Неужели вы думаете, что я получаю удовольствие от споров о нравственности моей профессии с узколобым типом, который возомнил себя судьей? А то у меня без того не хватает проблем!
— Проблем, доктор? — Он медленно обвел взглядом комнату: цветы, хрусталь на полках, отметил преобладание пастельных тонов убранства. — На мой взгляд, у вас тут довольно уютно.
— Да что вы знаете обо мне, о моей жизни, о моей работе? — Она подошла к столу и оперлась о него обеими руками, пытаясь успокоиться. — Вот эти папки, эти бумаги, эти пленки, видите? В них жизнь четырнадцатилетнего мальчика. Мальчика, который уже пристрастился к спиртному и которому нужен хоть кто-нибудь, кто смог бы открыть ему глаза на самого себя и помочь стать на ноги. — Она резко откинулась назад. В темных глазах застыла пустота. — А вы знаете, детектив, каково это — пытаться спасти чью-то жизнь? Знаете, как это больно, как страшно?! И этой работой я занимаюсь без оружия: винтовку в руки не беру. В течение десяти лет я учусь своему делу. И может быть, со временем, если достанет умения и удачи, я смогу помочь ему. Проклятие! — Тэсс замолчала. С чего это вдруг из-за каких-то двух слов ее так разобрало? — А впрочем, мне не в чем перед вами оправдываться.
29 
