136 
Ева рассмеялась довольным смешком, присела на корточки и принялась связывать руки Лоуэлла.
– Ты настоящий боец, Ариэль. Амазонка, разрази меня гром. Теперь я понимаю, почему Эрик в тебя влюблен.
– Что? Эрик? Эрик в меня влюблен?
Ева отерла вспотевший лоб, подняла голову и взглянула на бледное лицо Ариэль.
– Кажется, я сболтнула лишнее. Надо было держать язык за зубами, а я… не удержалась. Пересекла черту. Это все наркота, я не виновата. Но послушай, – продолжала Ева, затягивая веревку на запястьях у Лоуэлла немного туже, чем требовалось. – Если он тебе не нравится… Понимаешь, если он тебе не нравится, будь с ним помягче, хорошо? Потому что он и вправду влюблен в тебя по уши.
Ева выпрямилась, стараясь не обращать внимания на головокружение, и начала распутывать вторую веревку, чтобы связать ноги Лоуэллу. И увидела, как слезы катятся по щекам Ариэль.
– О боже, я знаю, что тебе больно, но постарайся. Понимаю, тебе уже надоело это слышать, но ты крепись. Уже недолго осталось. Всего несколько минут.
– О господи, да я не о том. Я влюбилась в него в тот момент, когда он въехал в квартиру напротив моей. А этот тупой болван даже не намекнул ни разу.
– Вот оно что. – «Люди – странные существа, – подумала Ева. – Эта женщина выдержала нечеловеческую боль, а теперь дала течь, потому что какой-то парень к ней неровно дышит». – Ну ничего, теперь обязательно намекнет. Господи, выключить музыку! – приказала она, стягивая веревкой ноги Лоуэлла. Но голоса продолжали звучать. – Ты не знаешь, как он выключал это дерьмо?
– Честно говоря, нет. Я тут, можно сказать, слегка завязла.
Ева шлепнулась на пол и захохотала как безумная.
– Слушай, а ты не хочешь плюнуть на выпечку и пойти на работу в полицию, Ариэль? Богом клянусь, у тебя есть задатки. Есть хребтина и есть стервозная жилка.
– Мне нравится моя работа. Я испеку тебе самый потрясающий торт на всем белом свете. Это будет произведение искусства. О боже, боже, как ты думаешь, скоро кто-нибудь придет? Долго мне еще ждать болеутоляющих? Боюсь, я долго не вытерплю.
– Нет, недолго. Посмотрю-ка я, не удастся ли мне открыть эти двери или разбить стекло.
– Только… не бросай меня.
– Послушай. – Ева с трудом поднялась на ноги и подошла к Ариэль, чтобы быть с ней лицом к лицу. – Я никуда без тебя отсюда не уйду. Даю слово.
– Как тебя зовут? Прошу прощения, ты уже назвала свое имя? Может, я не расслышала?
– Меня зовут Даллас. Ева Даллас.
– Если я сжалюсь над Эриком и мы поженимся, назовем первенца в твою честь.
– Вот тут ты приоритета не получишь. В последнее время это уже стало модой.
– Вытащи нас отсюда, Даллас. Пожалуйста!
Ева подошла к двери. Дернула, рванула, толкнула, пнула, попыталась даже протаранить. Выругалась. Вернувшись к Ариэль, она натянула пальто ей на лицо.
– Не пугайся, это только на минутку, чтоб тебя стеклом не поранило.
С этими словами она опять вытащила бластер и выстрелила в дверь.
Стекло устояло, но Ева заметила, как оно задрожало. Она выстрелила еще раз, целясь в то же самое место, потом в третий раз. На четвертый раз по стеклу расползлась паутина осколков.
– Мы почти уже на воле, Ариэль.
Зачехлив оружие, Ева подхватила табурет и шарахнула им в поврежденную дверь. Она била, пока весь пол не покрылся сверкающими осколками. Проем был открыт.
Тогда Ева отставила табурет, вернулась к Ариэль и стянула пальто с ее лица. Ариэль еще больше побледнела, заметила она. И дрожь усилилась. «Надо двигаться, пора убираться отсюда поскорее», – сказала себе Ева.
– Дорогу я нам проложила. А теперь надо перерезать эти веревки.
– Только постарайся, чтобы нож не соскользнул. Он и так меня достаточно изрезал.
Ева выбрала один из инструментов Лоуэлла и откинула полу пальто с руки Ариэль. Вся рука до самого плеча была исполосована разрезами, проколами, ожогами. Прижав лезвие ножа к веревке, Ева заглянула в глаза Ариэль.
– Он за это заплатит. Заплатит за каждую минуту, что ты провела здесь. Клянусь!
Ей пришлось перепиливать веревку в том месте, где она крепилась к столу, чтобы случайно не поранить кожу. Веревочные браслеты так и остались на содранных и окровавленных запястьях Ариэль. Ева постаралась не думать о страшных ранах, не дать воли своему гневу.
Пока она освобождала ноги Ариэль, до нее донесся тихий стон Лоуэлла.
– Он очнулся, очнулся! – Ариэль попыталась сесть. В ее голосе, полном паники и боли, зазвучали истерические ноты. – Он же не может высвободиться, ведь правда же не может?
136 
