42 
— Вы это серьезно? — спросил он недоверчиво.
— Я бы не стала нарушать слово, данное матери, — твердо сказала Эдни.
— Это шантаж! — обвинил он ее.
Пусть называет, как хочет, лишь бы это помогло.
— Возможно, — сказала она.
— Мама никогда не узнает.
Эдни сделала глубокий вдох.
— Узнает, если я возьму у Феликса телефон и позвоню ей, — пробормотала она, готовая к тому, что ее вышвырнут вон за нахальство.
Сэвилл все еще недоверчиво смотрел на нее. Вдруг озорной огонек вслыхнул в его глазах. Он встал.
— Тогда пойдемте.
Эдни машинально встала тоже.
— Куда? — спросила она. Его взгляд интриговал ее.
— Моя дорогая Эдни, — протянул он, — если я лягу… вы… ляжете со мной.
Онемев, она молча смотрела на него. Голова отказывалась соображать.
— Нет! — выдохнула она. У нее все перевернулось внутри, сердце колотилось, глаза стали круглыми, как блюдца.
— Да! — уверил он ее и, шагнув к ней, крепко схватил за запястье. — Пойдем, — сказал он, а когда она упрямо осталась стоять на месте, добавил: — Возьмите с собой бумаги, вы будете читать их мне, а я закрою глаза.
— Вы… — начала она, но вдруг совершенно успокоилась: он играл с ней! Ладно, возможно, она переусердствовала, пригрозив позвонить его матери. Но это, по крайней мере, дало желаемый результат. — Вы… — Легкое сомнение вдруг закралось ей в душу.
Тут Сэвилл улыбнулся.
— Да успокойтесь, Эдни, — мягко сказал он. — Чтобы выполнить свое обещание, я лягу сверху на одеяло, а вы сядете на стул и мне почитаете.
Это ее устраивало. Начав собирать бумаги, Эдни почувствовала, что удовлетворена достигнутым результатом.
Она все еще испытывала это чувство, когда спустя какое-то время писала не покладая рук, а Сэвилл все диктовал ей и диктовал. Еще два документа — и все будет готово.
Эдни начала читать ему первый из них, и ей стало тоскливо от предстоящего расставания. Может быть, оттянуть время, заварив ему еще чай? Может быть, попозже она приготовит ему что-нибудь поесть.
Неожиданная реплика Сэвилла в тот момент, когда она сделала паузу после абзаца, заставила ее остановиться и внимательно посмотреть на него.
— У вас очень нежный голос, Эдни, — сделал он ей комплимент.
Его глаза были закрыты. Был тому виной свет или он на самом деле бледнее, чем обычно? Эдни старалась не волноваться.
— Спасибо, — вежливо ответила она, пытаясь оценить его состояние и продолжая читать, но теперь медленнее.
Дойдя до конца страницы, она взглянула на Сэвилла. Он не реагировал. Она молча вглядывалась в него. Его глаза по-прежнему были закрыты, он ровно дышал.
Может быть, он засыпал? Может быть, уже уснул? Нормальный сон только пойдет ему на пользу, решила она. Эдни молча с минуту смотрела на него. Он спал.
День был теплый, но, тревожась, не замерзнет ли Сэвилл, Эдни обвела глазами комнату в поисках какого-нибудь легкого покрывала.
Ничего подходящего не было. Взглянув на огромную кровать, она увидела пуховое одеяло. Отложив бумаги в сторону и бесшумно встав со стула, Эдни подошла к кровати и протянула руку к одеялу — и тут же поняла, что допустила ошибку. Сэвилл не спал!
Он сразу открыл глаза, схватил ее за руку и заставил сесть рядом с собой.
— Вы! — выдохнула она. — Вы не спали!
Он был доволен собой.
— Так кто это ворчун? — спросил Сэвилл, и Эдни с опозданием поняла, что он ей этого так не оставит.
— Вы обманули меня! — обвинила она его с трепещущим сердцем — его рука все еще крепко сжимала ее запястье.
Сэвилл не обратил внимания на ее слова.
— Вы обзываете меня, шантажируете. Нехорошо, Эдни. Какую плату с вас взять за это?
Эдни посмотрела на него. В его глазах снова прыгали чертики. Ей захотелось поцеловать его, почувствовать его объятия. Ей до боли хотелось этого.
— Вам действительно следовало пойти на работу. А то вы изнываете от скуки и ищете развлечений, — холодно выговорила она ему.
— Плату! — потребовал он, нисколько не шутя.
Она смотрела на него, и в душе у нее кипело счастье.
— Что, если я сделаю вам бутерброд? — предложила она.
— Я не голоден.
Господи, помоги ей.
— А как насчет чашки чая?
— Этого мало.
— Предположим… я могла бы… расплатиться поцелуем. Но вы же не захотите?
О, предательское сердце, глупый язык!
— Захочу, — возразил он, и чертики по-прежнему плясали в его глазах.
42 
