очень нудно 
28 
* * *
А потом я пошла в деканат и попросилась заниматься биохимией с другой группой. Меня спросили о причине, я сказала — конфликт с преподавательницей. Юрченко помогла мне переоформить бумаги, и я попала в группу к сорокапятилетнему Игорю Леонидовичу Самонову. Он меня сразу поразил:
— А вы, наверное, киноактриса.
— Что?
— Киноактриса, говорю. Вы похожи.
— Спасибо.
— Садитесь.
У Самсонова я начала делать успехи. Он был со мной подозрительно мил. Биохимия шла хорошо. У меня оставались «задолженности» за весь предыдущий семестр, и я сдавала их ему после занятий. Объяснять, почему я якобы отсутствовала три месяца, мне не хотелось. Самсонов говорил:
— Зачем вы пошли в медицину, Форель? Шли бы на какую-нибудь женственную работу. Предположим, журналистом.
Однажды я осталась на отработках одна. Я была очень простужена и часто чихала. Усевшись возле батареи, я начала решать тест. Это был последний тест перед получением зачета. И тут Игорь Леонидович вдруг ухмыльнулся. Надо сказать, ухмылка вышла отвратительной. Я обратила внимание, что у него на груди желтел гигантский крест. Он спросил:
— А почему у вас такая прическа странная?
— Извините, постараюсь найти себе гетеросексуального парикмахера.
— А ты мне нравишься. Люблю строптивых.
— Ясно.
Он подошел ко мне, обнял за плечи.
— Пересаживайтесь. Вы болеете, а здесь из окна дует.
Я вскочила, пересела и попыталась вернуться к тесту.
Не тут-то было.
— А я слышал, что вы занимались живописью. Это правда?
— Да, правда. Это было уже давно.
Самсонов подумал немного и сказал:
— Знаешь что, я вижу, тебе трудно. Вот нарисуй меня. Нарисуешь хорошо — поставлю зачет.
— А где, в тетради?
— Нет. Давай прямо тут, на доске.
Я встала и взяла мел. Самсонов выпрямился.
— Как мне сесть?
— Как вам удобно.
— Я тогда встану.
Он подошел ко мне почти вплотную.
— Мне так не видно. Отойдите, пожалуйста.
Но Самсонов подошел еще ближе. Я резко отвернулась и начала рисовать по памяти. Быстро набросала общий контур, складки на рубашке, линию роста волос. Самсонов просиял.
— Я немного расстегну рубашку, чтобы было видно грудь — и с этими словами он начал копошиться с пуговицами. Когда я развернулась к нему, у него был уже полностью голый торс.
— Вы что, с ума сошли?!
Самсонов взял меня за локоть.
— Ну, Дашенька, вы же все понимаете…
…Но я-то думала. Я-то надеялась. Я, можно сказать, лелеяла в себе самообман… оказавшись в хаосе, я пыталась поверить, что вокруг — какая-то альтернативная реальность. И все, что происходит, случается где-то мимо. Мимо меня и моей совести. Главное — чтоб не затронуло какую-то хрупкую штуку там внутри. Пусть себе творится это безобразие — это же кино, картинка, иллюзия… И сделать ничего нельзя, так что остается только сидеть, отдыхать, получать удовольствие. Жаловаться? Щаззз. Пожаловалась у нас одна. И сразу вернулась в Чувашию.
Я резко вырвалась, схватила сумку и выбежала из кабинета. Господи, где я оказалась? Ну где?!
* * *
Власов отчетливо почувствовал на своем животе желейную ногу. Стук стрелок будильника начал набирать обороты, словно полчаса назад часы стояли, а теперь внезапно заработали. Тишина начала звенеть.
Из бельевого полумрака выплыло нечто: витиеватая роза, текстильная складка, неравномерный ком одеяла. Потом Власов ощутил прохладу сумеречной комнаты, Разглядел дрожащие листья алоэ, опавший засушенный листок, плотно набитый книгами стеллаж…
За окном была видна мигающая одинокая вывеска продовольственного универмага. Красный ромб замирал, а потом вспыхивал бледно-розовой полоской. Напротив тревожно вздувалась недавно выстиранная простыня, ярко-оранжевая в свете нескольких уличных фонарей. Обрывки пьяных разговоров доносились откуда-то от цветочной палатки. Какие-то шорохи, шаги…
— Бедный, а ведь и деться тебе некуда…
Рева обрушила на Вову свои запоздалые материнские чувства крупным, влажным и лишним поцелуем. Последний раз его спасают. Последний раз. Прощай, стремительно взлетевшая мечта. До свидания, призрачно звеневшая амбиция. Привет тебе, несвобода выбора и мнимая безопасность. Прочность чужих плеч и хрупкий пазл женственных противоречий. В его голове вдруг всплыла одна тривиальная библейская цитата: «Око за око, зуб за зуб».
28 
