28 
С крайнего кресла поднялась какая-то женщина и подошла к Еве и Рорку. На фоне черного костюма ее лицо выглядело таким же белым, как лилии. Пшеничного цвета волосы были туго стянуты узлом на затылке – так могли позволить себе причесываться только самые уверенные в себе, очень красивые женщины. Ее лицо и в самом деле было впечатляющим: узкие скулы, тонкий прямой нос, гладкий лоб, красивые ненакрашенные губы, большие завораживающие темно-лиловые глаза.
Сейчас в этих глазах застыла скорбь.
Женщина протянула руку; ее голос звучал приглушенно, мягко, в полном соответствии с обстановкой:
– Лейтенант, спасибо, что пришли. Я – Кларисса Брэнсон. Рада вас видеть, Рорк. – Женщина приветливым и грациозным жестом протянула ему другую руку, и на какой-то миг все трое оказались соединены пожатием.
– Я глубоко сожалею по поводу того, что произошло с Кларенсом, – заговорила Ева.
– Мы все ошеломлены. Я видела его в последний раз в воскресенье утром. Мы завтракали вместе. Нет, не могу… Я все еще не могу…
Плечи Клариссы задрожали; в ту же минуту появился Би Ди и обнял жену за талию. Ева заметила, как женщина немного напряглась и потупила свои великолепные глаза.
– Дорогая, почему бы тебе не предложить гостям чего-нибудь выпить?
– О, конечно. – Кларисса потерла виски. – Не хотите ли вина?
– Нет, спасибо. Если можно, кофе.
– Пойду скажу, чтобы принесли. Извините.
– Кларисса очень тяжело переживает случившееся, – тихо сказал Брэнсон, не отрывая взгляда от жены.
– Она и ваш брат тесно общались?
– Да. У Клариссы не было своей семьи, и Кларенс стал для нее братом, каким был всегда для меня. Теперь нас осталось только двое. – Брэнсон при этом по-прежнему не спускал глаз с жены. – Лейтенант, а я ведь не усмотрел никакой связи между вами и Рорком, пока вы были у меня в офисе.
– Эта связь представляет для вас какую-то проблему?
– О, нет. Разумеется, нет. – Брэнсон заставил себя улыбнуться Рорку. – Мы конкуренты, но я бы не сказал, что противники.
– Мне нравился Кларенс, – коротко сказал Рорк. – Его нам всем будет не хватать.
– Пообщайтесь с адвокатами, и мы можем приступать. Вы ведь разговаривали с Сюзанной Дэй?
Перехватив взгляд Брэнсона, Сюзанна подошла к ним. Обменявшись с Евой кратким и формальным рукопожатием, она представила ей своего коллегу, и Ева сразу узнала его. Это был Лукас Манц, один из лучших и самых высокооплачиваемых в городе защитников по уголовным делам. Подтянутый, элегантный, по-своему привлекательный мужчина с волнистыми черными волосами, в которых пробивалась седина. Он улыбнулся холодно и вежливо, взгляд его серых глаз был колким и настороженным.
– Лейтенант… Рорк… – кивнул он каждому, затем пригубил вино из бокала, который держал в руке. – Я представляю интересы мисс Кук.
– Она не поскупилась на расходы, – сухо заметила Ева. – Видимо, вашей клиентке светят большие деньги, Манц?
Он поднял брови в ироничной усмешке:
– Если вас интересуют финансовые дела моей клиентки, мы с удовольствием предоставим вам все полагающиеся бумаги – разумеется, по предписанию прокурора. Обвинение мисс Кук уже предъявлено.
– Но дело еще не закрыто, – подчеркнула Ева.
– Все готово. Почему бы нам не приступить? – сказал Брэнсон, следя глазами, как Кларисса показывает горничной, куда поставить поднос с кофе. – Пожалуйста, прошу садиться.
Все заняли места, Кларисса села рядом с мужем и взяла его за руку. Лукас Манц послал Еве еще одну холодную улыбку и устроился подальше. Сюзанна заняла кресло напротив и открыла процедуру:
– Покойный оставил на случай своей смерти именные диски своему брату и его жене, а также мисс Лизбет Кук и своему заместителю, Крису Типлу. Эти диски будут вручены лично в руки каждому из перечисленных в течение суток с момента зачтения завещания. Мистер Типл был уведомлен о сегодняшней процедуре, но не смог на ней присутствовать. Он… нездоров.
Сюзанна достала из портфеля документ и начала его зачитывать. Еве сразу стало ясно, что завещание Кларенса Брэнсона не являлось чем-то из ряда вон выходящим и, во всяком случае, его начало вполне можно было пропустить мимо ушей. Она подумала, что используемый в таких бумагах язык едва ли мог существенно измениться за два столетия. В конце концов, осознание живым существом собственной недолговечности имело природные биологические корни и давние традиции. Homo sapiens испытывал склонность готовиться к своей кончине заранее и вел себя при этом довольно специфически. Это приготовление иногда выглядело как какое-то пари с системой страхования жизни: Я ставлю столько-то ежемесячно на то, что доживу до смерти.
28 
