7 
Это могло занять у неё год или два, особенно сейчас со стоимостью проживания в Нью-Йорке, но она доберётся туда. И она не могла ждать. Будучи ребёнком, она баюкалась в те бесчисленные ночи под тихий говор деда, рассказывающего чудесные сказки с его родины. Когда он умер пять лет назад, она была в отчаянии. Иногда, одинокой ночью в Галереях, она ловила себя на том, что вслух с ним разговаривала, зная, что - хотя он возненавидел бы жизнь в городе даже больше, чем она - ему бы понравился её выбор карьеры. Хранение объектов искусства и старых обычаев.
Её глаза сузились, когда смех Тома нарушил её мечтания. Он посмеивался над её стремительным переходом от раздражения к изумлению. Она замолчала и нацепила на своё лицо снова хмурый вид. Это было не сложно. Неизвестный будет касаться бесценного текста. Безнадзорно. Кто знал, что могло случиться с ним?
«Да, они уже у меня, Хло. И я не спрашивал твоего мнения по поводу моих методов. Твоя работа состоит в том, чтобы заниматься документами…»
«Том, у меня учёная степень по древним цивилизациям и я говорю так же на многих языках, как и ты. Ты всегда говорил, что моё мнение учитывается. Так да или нет?»
«Конечно, учитывается, Хло», сказал Том, мгновенно остыв. Он снял очки и начал их протирать галстуком, который щеголял своим обычным скоплением кофейных пятен и крошек от пончиков. «Но если бы я не согласился, он пожертвовал бы клинки Королевскому музею Шотландии. Ты знаешь, какая жёсткая конкуренция идёт за качественные артефакты. Ты понимаешь политику. Мужчина богат, щедр, и у него действительно есть коллекция. Мы могли бы уговорить его составить некий акт завещания после его смерти. Если он хочет провести пару дней с пятисотлетним древним текстом, одним из менее ценных к тому же, он его получит».
«Если он оставит хотя бы одно пятно от попкорна на страницах, я убью его».
«Именно потому я уговорил тебя работать здесь со мной, Хло; ты любишь эти старинные вещи так же сильно, как я. И так как я завладел ещё двумя сокровищами сегодня, то будь добра и доставь текст».
Хло фыркнула. Том знал её слишком хорошо. Он был её преподавателем по средневековой истории в Канзаском Университете до того, как она получила место смотрителя. Год назад он вышел на её след, когда она работала под тягостным предлогом в Канзаском музее, и предложил ей работу. Хотя было трудно покинуть дом, где она выросла, который был наполнен столькими воспоминаниями, шанс работать в Галереях был не тем, который упускают, и не важно, какой сильный культурный шок ей пришлось испытать. Нью-Йорк был льстивым, алчущим и суетным, и в изощрённой гуще его девочка из деревенского Канзаса чувствовала себя безнадёжно неуклюжей.
«Что, предполагается, что я просто прогуляюсь по улицам с этой вещью под мышкой? С Галльским Приведением, путающимся под ногами?» В последнее время ходили слухи о кражах кельтских рукописей из частных коллекций. Средства массовой информации окрестили вора Галльским Приведением, потому как он крал только кельтские предметы и не оставлял после себя никаких улик, появляясь и исчезая, словно дух.
«Амелия упакует её для тебя. Моя машина ждёт тебя у входа. У Билла есть имя и адрес. Он отвезёт тебя туда и объедет квартал, пока ты сбегаешь и её отдашь. И не раздражай мужчину, когда будешь передавать её», добавил он.
Хло закатила глаза и вздохнула, но осторожно взяла текст. Когда она выходила, Томас сказал, «Когда ты вернёшься, я покажу тебе клинки, Хло».
Его тон был успокаивающим, но забавляющимся, и он бесил её. Он знал, что она будет спешить вернуться, чтобы увидеть их. Знал, что она простит ему подложные методы приобретения ещё раз.
«Подкуп. Низкий подкуп», пробормотала она. «И он не заставит меня одобрить то, что ты делаешь». Но она уже страстно хотела прикоснуться к ним. Пробежаться пальцем по прохладному металлу, помечтать о древних временах и местах.
Воспитанная на ценностях Среднего Запада, идеалистка до мозга костей, Хло Зандерс имела слабость, и Том знал какую. Положить что-нибудь древнее в её руки, и она покорена.
А если это было древнее и шотландское? О, она была обречена на провал.
Иногда, Дэйгис чувствовал себя таким же древним, как зло внутри него.
Когда он окликнул такси, чтобы добраться до Галерей и забрать копию одного из последних томов в Нью-Йорке, который ему надо было просмотреть, он не замечал зачарованные взгляды женщин, проходящих по тротуару мимо него. Не осознавал, что даже в столице, пестревшей разнообразием, он выделялся из толпы. И дело было не в том, как он говорил или действовал; по всем признакам он был ещё одним богатым, греховно прекрасным мужчиной. Это была просто сущность мужчины. То, как он двигался. Каждый его жест источал мощь, нечто тёмное и… запретное. Он был сексуален в том смысле, который заставлял женщин думать о глубоко подавленных фантазиях, которые терапевты, равно как и феминистки, почувствуют раздражение, если им придётся их выслушивать.
7 
